|
Автор: Ли Фэйк
24 минуты жизни
История одной влюбленности
Мы влюбляемся в образ, но любим человека.
Я не видел Её лица, мне просто хотелось видеть Её душу. Я целовал воздух, ловил его руками, мысленно обнимал Её за талию. Каждое утро я смотрел на Неё, выходящую из подъезда.
Я серийный маньяк: я охочусь на Её взгляды, я ловлю Её слова.
Мне больше ничего не нужно. Мне бы просто стать стаканчиком кофе, чтобы по утрам Она подносила меня к своим сахарным губам.
Я не мечтаю о мире во всем мире. Я мечтаю о Ней во всем мире.
Спасибо Тебе за то, что Ты заполняешь пространство внутри меня.
Осень ударила резко... по сердцу, по чувствам, по ногам в весенних туфлях. Я обрывками цеплялся за лето, за сладко-жаркий август, пропахнувший сушеной рыбой и подгорелыми телами. Я цедил сквозь зубы стихи романтика, ищущего любовь на каждой страничке своей книги. Я тот, кто до ужаса плохо переносит осень, потому что осень плохо переносит меня.
Сколько сейчас людей думает обо мне? В эту минуту? В этот миг? Обо мне так мало вспоминают… обо мне некому вспоминать. А мне это и не нужно. Мне кроме счастья ничего не нужно. А счастье – это ты. Но тебя у меня никогда не будет. Значит, я всегда буду несчастлив.
Сегодня утро на минуту улыбнулось тёплыми лучами солнца. Они бегали по моей комнате, выманивая меня на балкон. Закутываясь в халат, я раскрываю двери балкона, которые впускают холодные языки ветра. Они пробегают по всему телу, залезая в карманы халата, где засыпают без разрешения. Стол на балконе. Стул на балконе. И я. И это мое воскресное утро. И это моя жизнь: кофе, холод, стол и ветер в карманах.
Я совсем не такой, каким кажусь по этим душещипательным строкам. Я ещё расскажу вам о себе. Но когда я остаюсь наедине сам с собой, я ощущаю острую недостачу кислорода, потому что мысли внутри головы уже, непомещаясь в ней, заполняют меня целиком и каждый мой орган.
Я неправильный человек. Меня прорывает на любовь не весной, а осенью. Меня тошнит от самого себя. Меня рвет чувствами вперемешку с хот-догами. И я расстраиваюсь каждое утро, глядя на календарь, четко диктующий правила осени.
-Знаешь, Ричард, однажды мы все исчезнем, - я лежал на диване, смотрел в потолок и слушал, как один из двух людей, которых я замечаю в мире, жует фисташки. – Представь себе, за одну секунду испаряться все люди на планете с их проблемами. На улицах станет так же пусто как сейчас в душах людей.
-С чего ты взял? – Ричард оторвался от блюдца с любимыми орешками.
В комнате играл старый патефон. Пластинка, возраст которой уже и не узнать, прокручивалась на когда-то желтом аппарате. Тихо играла Requiem. Эта музыка, словно лёгкий ветерок гуляла по углам комнаты, окутывая нас с Ричардом. В этот миг кто-то умирал, кто-то рождался, а лично мы слушали прощальную музыку Моцарта.
-Да всё просто. Так должно случиться. Представь, сколько сейчас людей несчастливы. И все они думают, что жизнь несправедлива и жестока. И все хотят избавиться от проблем. Но Высшие Силы поступят по-умному: они не избавят людей от проблем, они избавят себя от нас. От вечно молящих, просящих, угнетенных существ.
Ричард снова взял тарелочку с фисташками. Он встал с кресла, посмотрел сквозь меня и подошёл к окну. В том мире за стеклом, где не было нас, шёл дождь. Рик молчал, отдавая своё внимание каплям, стекающим по стеклу.
Джейк, в последнее время ты меня пугаешь. Я смирился с тем, что ты бросил меня одного справляться с делами фирмы и взял отпуск. Я принял даже то, что ты неожиданно отменил свадьбу с Кэтрин, когда до неё оставались считанные часы. Но эти твои мысли… и весь этот такой новый ты, совсем мне неизвестный…
Вглядываясь в прозрачный мир за окном, он спросил:
-Джейк, а ты вообще любил Кэтрин?
-Ну, «любил» - это слишком громкое слово. Наверное, я когда-то просто так считал.
У Ричарда был редкий дар: он задавал вопросы тогда, когда на них хотелось отвечать.
Вдруг поток ветра выбил форточку, которая с грохотом отскочила от стены.
-Что ещё такое? – Ричард начал соперничать с ветром, пытаясь закрыть всё обратно. – Смотри, что сюда занесло.
Он нагнулся и что-то поднял с пола. Маленькая мокрая бумажка распадалась на ладошке. Меня подняло любопытство.
-Что там?
Ричард смотрел на ладонь и улыбался, а затем повернул её ко мне. На сиреневом клаптике бумаги растёкшими чернилами было написано: «Семь с половиной минут без тебя – это уже много». Следующие полчаса мы выдвигали версии, чем когда-то была эта бумажка. Открыткой? Запиской? Предсмертным письмом? Слоганом рекламы? Некоторые версии были нелепы, некоторые давали повод по рассуждать. Но чем бы это ни было, для кого-то, может быть, оно было всем.
У пластинки закончилась ноты, и она, шипя, просила нажать на «Стоп». С двумя чашками крепкого чая из кухни шёл Ричард. Он сел в свое любимое кресло, которое я специально для него купил во Франции. Он размешивал сахар на дне чашки синего цвета, единственного предмета в комнате столь яркого и теплого.
Несмотря ни на что, я любил свою квартиру. В ней было две комнаты. Спальня – моя медвежья берлога. Порой, из-за недостаточного количества света, и вправду напоминавшая нору. И огромная комната, где мы сидели с Риком. Это была комната, в которой не было обоев, а лишь когда-то, в девяностых годах, окрашенные бежевым стены. Кроме мёртвых стен все остальное было атрибутом изыска и роскоши. Посреди комнаты стоял огромный чёрный кожаный диван с прямоугольными подушками из Италии, большой прозрачный стол, купленный в Англии и несколько кресел, привезенных откуда-то из Центральной Азии. Повсюду были разбросаны расчетные платежи с фирмы. А на темно-коричневом паркете валялись фотографии: мои и бывшей невесты Кэтрин. Я безжалостно топтался по ним, как и неделю назад по её чувствам.
Затягивая в себя запах чая, Ричард посмотрел на меня.
-Джейк, а может, ты расскажешь мне все-таки, почему передумал жениться, и вместо медового месяца с женой сидишь со мной?
-А что ты хочешь услышать?
-Ну, не знаю, наверное, причину достойного того, чтобы объяснить разочарование трёхсот восьмидесяти человек в тебе. Что случилось между утренней поездкой в аэропорт и церемонией?
Я ждал той минуты, когда начнутся вопросы. Но я так боялся объяснить ему причину, по которой отменил свадьбу и все свои планы на ближайшие тридцать пять лет, потому что, порой, задумываясь, я сам считал её безумной. Но рано или поздно мне придется столкнуться с этим всем. Так почему бы и не сегодня? Погода располагает: могу выливать лишние эмоции, как небо выливает воду.
-Ты же помнишь то утро? Самый счастливый день любого человека. День, который должен был окончиться атомным взрывом веселья? Когда мы отвезли родителей Кэтрин в отель, до церемонии ещё оставалось немного времени, как раз, чтобы успеть заскочить домой. Мчась через весь город, улыбаясь и наслаждаясь лёгким ветром и, разлетающейся от моей машины, листвой, я думал, что ничего лучше уже быть не может. Красавица невеста, собственное дело, друзья. И вот он – апогей моего счастья – свадьба. Жизнь, о которой многие и не смеют даже мечтать, чтобы лишний раз себя не расстраивать. Мне казалось, что даже светофоры мне улыбались. Я подъехал к подъезду, припарковал машину. Мое внимание задержал грузовик, из которого заносили вещи на какой-то этаж. Поднимаясь за грузчиками, чтобы попасть домой, я очень удивился, оказавшись на своем третьем этаже, поняв, что новый жилец – мой сосед по лестничкой площадке. Я решил, что нужно заскочить на минутку, чтобы поприветствовать новоселов.
Я сделал паузу, присев на диван. Я искал слова, чтобы рассказывать дальше, но понимал, что все существующие слова просто ничтожны для того, чтобы описать произошедшие. Мне нужно было вдохновение. Не реагируя на претензионный взгляд Ричарда, я поднялся, чтобы поставить любимого Паганини.
-Я вошел в приоткрытую дверь. Квартира встретила меня холодом. Под ногами шелестел целлофан от привезенных вещей. Я прошел мимо двух комнат, наполненными новыми, ещё пахнувшими фабрикой, частями мебели.
Я уставился в пол. И на минуту мне показалось, что на моем лице проблеснуло чувство вины.
-Знаешь, Ричард, я хотел всего лишь поздороваться. Когда я вошел в последнюю комнату, в которой царила тишина, я увидел девушку, повернутую к открытому окну. Нежный ветер словно ублажал её волосы, ласково поднимая их с плеч. Я остановился у входа, словно замер. Словно комната не разрешала мне войти, позволяя наслаждаться картиной лишь издалека. Незнакомка обернулась. Внутри меня разбилось время. Мне показалось, что я ненадолго умер. По сравнению с ней меня не существует… никого не существует. Меня окотила волна тепла, которая ударом врезалась в сердце, заставив биться его со скоростью 130 ударов в минуту. Рубашка в районе груди отчетливо оттопыривалась. Может, в эту минуту нужно было постараться выйти из комы. Но я не мог… я не хотел торопить время, которое подарило мне секунды, пропитанные странными новыми пугающими чувствами к русой незнакомке.
Я посмотрел на ошарашенный взгляд Ричарда и снова начал задыхаться.
-Ты бросил всё ради какой-то незнакомой девушки?
Я понимал, что Ричард был обескуражен. Я знал, что ему не понять, но я хотел постараться объяснить.
-Да как ты не понимаешь?! Я влюбился, черт тебя побери. Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного. Никогда. Да, я бросил всё, и готов сделать это ещё раз. Ричард, в эту самую минуту, когда я увидел её, внутри меня родилась новая Вселенная. Я бы сутками мог тебе описывать чувства, разорвавшиеся внутри меня, но это всё и на один процент не сможет передать тебе то, что я ощутил,… ощущаю.
Полчаса разговора прошли впустую. Наверное, Рик забыл, что такое влюбляться. Или, как я раньше, просто не знает как это.
На улицах города незаметно начал править вечер. Он зажег фонари, одел людей в теплую одежду, позволил девушкам сильней прижиматься к парням. Я слышал, как кто-то шлепал по лужам, быстро перебирая ногами. В моей чашке уже не было ни капли, в отличие от головы, которая набухала от мыслей. Ричард отказался меня понимать. Он ушел. Я не волновался, потому что Ричард всё равно позвонит мне через пару дней, он из тех, кто всегда возвращается.
Погода играла на болевых струнах души. Я рассматривал огромные лужи и отражения соседних домов в них. Прошло, наверное, около нескольких дней. Хотя я могу ошибаться. Я давно уже отключил телефон и закинул календарь в стол. Стоя на своем балконе, я кашлял от, пропитанного ядами, воздуха. В температуру плюс-минус ноль в одном халате я стоял здесь не зря. Густой туман не пускал лучи солнца, которые безутешно бились об его толщи. Но всё же сквозь него я видел вход в подъезд. Я стоял на балконе уже полчаса, лишь бы у меня был шанс увидеть в течение десяти секунд девушку с родинкой на правой щеке. Тогда в квартире я так и не набрался смелости познакомиться с незнакомкой. Я выскочил из комнаты, влетел в свою квартиру и закрылся в ней и в своей душе. Её удивленный взгляд проводил меня до двери. Теперь каждое утро я встречаю рассвет на балконе и жду, когда Она выйдет из подъезда. Я смотрю, как Она, улыбаясь, покупает кофе в рядом стоящей лавке, как мило беседует с нашим дворником Чаком, садиться в машину и уезжает, оставляя след от выхлопных газов.
Не знаю, но мне кажется, что я уже как помешанный торчу дома, перебираю кое-какие бумаги по работе, слушаю сообщения от Кэтрин с истеричными речами о том, что я сломал ей жизнь, пью чай и каждое утро провожаю Её на работу.
Бывают в жизни такие моменты, когда ты знаешь правильное решение, но боишься что-либо предпринять. Ты знаешь ответ, но не знаешь, как к нему прийти. Боишься сделать шаг: а вдруг дорога не правильная. Но стоя и ничего не делая, понимаешь, что упускаешь нечто важное.
Мой палец нажимает кнопку автоответчика: «У вас одно новое сообщение». «Джейк, я жду тебя сегодня в пять вечера в нашем кафе. Попробуй только не появиться.
Кафе, куда я направляюсь находилось в самом центре города. Оно называлось «Наше кафе». Мы выбрали его в первый раз только благодаря вывеске. Интерьер соединял в себе десятки эпох. Стены кафе украшали фотографии, с которых улыбались когда-то известные и популярные лица. Никакой попсы, кинозвезд или Опры Уинфри. Босс мафиозной семьи Карло Гамбино, Эрнесто Че Гевара, Рузвельт, Ленин, Юрий Гагарин, Мао Цзэдун. Все они были рады тебя видеть. В таком кафе очень сложно чувствовать себя одиноким, понимаете, о чем я? Мне очень не хотелось покидать свое гнездо. Но я так давно не выходил, что потерял счет времени. Стоило освежиться. Но если быть совсем честным, то я просто боялся нечаянно столкнуться с Ней. А мне нечего Ей сказать.
Добираться до кафе очень неудобно. Потому что на пути к нему предстоит встретиться с десятками заторов на дорогах. Весь путь состоит из самых «трудных» дорог города.
Тусклость улиц заставляет улыбку прятаться глубоко в душе.
На часах 4.54 вечера. Я как всегда опаздываю. Мне ехать ещё около пятнадцати минут. Ну, что я могу сказать… натура у меня состоит из тысячи привычек. И никто ещё не сказал, что из лучших.
Припарковав машину, я стараюсь посильней укутаться в шарф, чтобы пронзительный ветер не пробрался сквозь одежду. И когда успело так похолодать? Словно уже конец октября.
Ричард сидит за нашим любимым столиком, как всегда, теребя пачку сигарет. В недалеком прошлом он бросил, и пачка сигарет, на которой написано: «Эта сигарета может быть последней» служит чем-то вроде постоянного напоминания… Ещё полгода назад стаж как курильщика у Ричарда доходил до двенадцати лет. Он ежедневно выкуривал по полторы пачки сигарет, жадно наслаждаясь ядами каждой. Но тут однажды он попал в больницу с подозрением на рак легких. Его забрала «скорая» прямо с празднования дня рождения его сына. Неожиданный приступ сильного кашля выжимал все силы Рика. Он упал от бессилия и боли на пол своей кухни, а очнулся в палате больницы. Два дня он жил в ожидании результатов анализа и вердикта, приговора чему ему стоила эта глупая слабость. Он даже заплакал, второй раз за всё время, которое я его знаю. Первый раз - на похоронах своего отца, и второй, когда сквозь строгие слезы, медленно катившиеся из глаз, он сожалел о том, что может так и не увидит, как повзрослеет его сын. Потом он злился. Злился на всех без исключения за то, что его никто не останавливал, за то, что «это» пришло внезапно – он не был готов. Злился даже на себя за то, что поддался слабости своих желаний. Рак – это либо короткая жизнь в эйфории от наркотических лекарств, либо жизнь с ещё короче сроком в отупляющей агонии боли. И Ричард это знал.
Слава Богу, что ему не пришлось выбирать между этими двумя вариантами. Теперь пачка некогда любимых сигарет, с одной единственной стоп-краном стоит на пути к болезни.
-Ты ни разу не опоздал!
Ричард привык к моим опозданиям, но промолчать – не в его стиле.
-Прости. И я даже не могу придумать никакого оправдания, если быть честным.
Я улыбнулся. Мне стало так легко и тепло на душе, что я понял, в очередной раз, как мне повезло, что рядом есть этот человек.
-Привет, Рик! Привет, Джейк! Вам как обычно?
Официантка Сисиль улыбнулась, подходя к любимым клиентам.
-Да, только, пожалуйста, положи мне два кусочка пирога, иначе от чувства голода я начну грызть стол.
-Джейк, а тебе – без изменений?
-Да, всё как всегда. Спасибо, Сисиль.
Когда ты посещаешь кафе четыре раза в неделю, то и отношения к тебе меняется. Например, тебе приносят заказ в три раза быстрее, чем простому захожему. Да и исчезает вероятность того, что обозленный официант плюнет тебе в чай. Сегодня на удивление зал был пуст. Лишь парочка у окна оживляла атмосферу.
Помешивая кофе, Ричард набирался смелости заговорить со мной.
-Я столько тебя не видел. Ты как вообще?
-Да сколько тут прошло?
-Ну, как сказать. Прошло немало времени. Я волнуюсь.
-Брось, Рик. Это ни к чему. Несколько дней пролетело, и поверь, за них у меня ничего не изменилось.
-Ну как скажешь…
Ричард на секунду удивленно на меня взглянул, хотя как мне показалось, на то не было никакой причины.
-Понимаешь, Джейк, как бы я не старался тебя понять, или даже просто сделать вид, у меня не выходит. Девушка, ну очень красивая девушка. И что? Вспомни, сколько их в твоей жизни было? Не пересчитать. И одна совершенная незнакомка, вдруг сумела поломать твою жизнь….
-…она ничего не ломала, не говори ерунды. Она наоборот, всё склеила в кучу, меня склеила. Я же тебе говорю: я влюбился. Во мне никогда не бурлило такое неопределенно-прекрасное чувство.
-А как же Кэтрин? С ней было не так?
-Нет. С ней было слишком просто. Кэтрин – волшебная, но не для меня.
-Да о чем ты говоришь?!
В глазах Ричарда взорвалась злость.
-Бред сумасшедшего! Ты сумасшедший!
-Да, сумасшедший! – вырвалось у меня вдруг. – Тебе не понять. Вот ты же с Джесси только потому, что она залетела от тебя три года назад. Ты никогда её не любил, потому что у тебя даже не хватило времени понять это. Ты не знаешь, что я испытываю. И мне тебя искренне жаль. Это самое настоящее, что есть в жизни человека. Мне ни хорошо, ни плохо, мне ни противно, ни безразлично. Мне страшно. Страшно, что однажды чувство, сладким сахаром, растекшее по всей моей душе исчезнет.
Ричард не обиделся на мои слова. Он из немногих на Земле, что ценят правду, какой бы она не была, сильней, чем ложь. Но он же и единственный, кто, требуя правду от других, готов лгать без зазрения совести. Поэтому Джесси и думает по сей день, что её брак – это дар свыше. Так кажется говорят все наивные дурочки в наше время?
Утаптывая злость внутри, я смотрел на Ричарда, понимая, что у меня остался один только шанс. Я кинул пару купюр, первые, что попались в кармане, на стол. Схватил Рика и потащил его за собой. Он пытался сопротивляться, но безуспешно. Нужно было меня слушать, когда я предлагал ему ходить со мной в спортзал.
-Поехал! Я хочу кое-что тебе показать.
Мы сели в машину. Я надавил на газ. Машина, недовольная таким резким движениям, оставила черный след от шин. Ничего, его смоет только что начавшийся дождь. Я ехал так быстро, как могла это делать моя машина.
Через пятнадцать минут мы уже неслись по ступенькам моего подъезда. Проскакивавшие вопросы Рика падали на бетон без ответа. Я ловко открыл дверь и, не разуваясь, влетел в комнату. Рик сделал то же самое.
У каждого человека есть в жизни чемоданчик с прошлым. У меня это был целый сундук. Он битком набитый мелочами прошлых лет собирал пыль в дальнем углу комнаты. Ричард посмотрел на меня с неким испугом, когда я страстно перерывал его в поисках ответа на его вопрос. Ах, вот оно…
Я уселся на пол, отперевшись спиной об сундук. Ричард уселся рядом, смотря на меня с какой-то раздражающей жалостью.
-Эта девушка, понимаешь, она не просто пришедшая откуда-то, разрушившая всё, как ты выразился.
-Что это? – Ричард внимательно смотрел на блокнот в моих руках.
-Помнишь, на первом курсе колледжа преподаватель по психологии сказал создать нам дневник, куда бы мы записывали свои желания, мечты и мысли?
-Ну, помню. Ты его так аккуратно вел. А это что он?
Я не стал ничего отвечать, потому что нашел нужную страницу.
«… я бы не хотел потерять эту мечту. Понимаете, мне кажется, она важна для меня.
Я представляю нас, спящих на облаках на краю Земли.
Кто она?
Она, где-то ждущая меня на остановках метро.
Со строгой осанкой, но до безумия – нежным взглядом. Спокойные глубокие голубые глаза, в которых я бы мог засыпать.
Эта девушка должна где-то быть. В каком-то из миров, уж точно. Я буду её ждать. Буду её искать. Буду её хотеть».
-Это она… та самая моя самая моя мечтательная.
-Ты что всерьёз?!
Глаза Ричарда могли сейчас выпасть из орбит. Он смотрел на меня так, словно хотел удушить. Он яростно махал головой из стороны в сторону, пытаясь отогнать от себя услышанное.
-Ричард, пойми, спустя двенадцать лет я нашел ту идеальную, которая до этого жила лишь на страничках этого блокнота.
-Что же тебе спокойно не сидится. У тебя было все.
-Всё было не то.
-Я уже говорил, что ты спятил?
-Пару раз.
Сухо вырывавшиеся слова врезались в стену тотально непробиваемого непонимания.
-Ты сидишь взаперти днями напролет. Уже столько времени прошло. Ты полностью забросил всю свою жизнь.
Я скинул плащ. В комнате горела всего лишь одна настольная лампа.
Мне было плохо и больно. В груди сжимался огромный ком. Я старался его проглотить, но от этого становилось только хуже. «Кто же меня ещё может понять, как не ты?»
-Я всегда верил, глупо и наивно, но верил, что мечты сбываются. Пока последнее заветное желание не опустилось в небытие, навсегда оставшись лишь частичкой матрицы у меня в голове. Сколько я не старался, всё, что на страницах этого блокнота стало ничем. Я не врач. Мой дом построен не на берегу океана. Я не побывал на Кубе. И не пил чай, сидя на Эйфелевой башне. Всё, что было для меня важным осталось парой строк в запыленном блокноте. А так не должно быть. Люди не должны забрасывать свои мечты в тёмные чемоданы. Ну, я смирился. Подумаешь… Просто нашел «товар-заменитель». С сорбитолом чай тоже сладкий. Я не жалуюсь на свою жизнь, нет. Но мне кажется, что десять лет назад я думал о том, что она сложится по-другому.
Через несколько мгновений у меня вырвалось:
-Я влюблен каждой, чертовой клеткой своего тела. Вот только ни одна из этих клеток не знает, что мне делать дальше.
Наверное, поэтому иногда дети выходят двоечниками со школы. Потому что, у них были такие учителя – не умеющие ничего объяснять. Рик снова покинул мою квартиру в полном помутнении разума.
Время бежало, словно за ним кто-то гнался. Луна прогоняла солнце с небосвода, и наоборот. И так сутки за сутками я наблюдал за их вечной борьбой.
Я начисто выбился из колеи. Время меня обходило. Я бы назвал себя одиноким зрителем уличных сцен. Я не участвовал в жизни, и даже в своей.
Мне не нужен был врач, чтобы понять, чем я болен. Я и сам знал хорошо свой диагноз: влюбленность тяжелой степени.
Иногда мне даже казалось, что у меня набралось смелости постучаться в квартиру, в которой мне так хочется быть. Вечно. Но это чувство быстро уходило. И я и дальше продолжал смотреть, как придуманная мечта выходит из подъезда и слушать как, возвращаясь, проворачивает ключ в замочной скважине.
Сколько я не пытался изобразить безразличие к Ней - я не мог. Я завис на одном уровне. Кто-то по телевизору сказал, что сегодня четверг. Он бы ещё сказал, какого дня. Я слабо начал в этом ориентироваться. Засыпая в комнате, смежной с комнатой девушки, чью любовь однажды я хотел бы получить, я закрыл глаза и прошептал, чуть слышно: «Спокойных снов, сводящая меня с ума». Ох, если бы я тогда только знал…
Проснувшись на следующее утро, которое началось с грохота от упавшей книжной полки, меня ожидали две новости. И две были проблемно-нехорошими. Начну с того, что через два дня День Рождения моей мамы, и мне придется ехать к ней и отбиваться от косых взглядов людей, которые думают, что знают, как правильно нужно поступать в жизни, хоть сами ни разу этого не сделали. И закончим тем, что всю ночь мне снилась девушка, живущая за стеной. И теперь меня терзало чувство беспомощности, перебиваясь с чувством желания что-нибудь сделать.
Затем стало ещё хуже. Позвонила мама. Она жаждет увидеть любимого сына до приезда всех дальних малозначительных родственников. Она хочет провести в кругу семьи пару дней. Просила приехать сегодня вечером.
Собрав ненужные вещи в сумку, я окинул взглядом свою пещеру, в которой мне было так хорошо. К тому же на душе было тяжело. Несколько дней без запаха Её парфюма уже казались мне невозможным.
Стоя в подъезде, прокручивая ключ в замке, я внезапно замер. Я смотрел впритык своей входной двери и чувствовал, как поток воздуха моего от дыхания отбивается обратно мне в лицо. Чья-то рука протянулась к плечу.
-Добрый вечер. Простите, вы меня слышите?
Разворачиваясь медленно, словно к виску приставлено дуло пистолета, я искал слова, чтобы не показаться полным кретином. Повернувшись полностью, я запутался с чувствами: я не понимал – испытывать ли мне радость, или разочарование. Передо мной стояла девушка-посыльная с конвертом и газетой в руке.
-Ох, здравствуйте!
-Вы, Джейк Конеган?
-Да. Это для меня?
-Да, заказное письмо и газета. Распишитесь.
Расписавшись, забрав квитанцию, я приоткрыл дверь и швырнул все в прихожую.
У родителей я вел себя странно, что заметила моя мама. Я всё время что-то шептал себе под нос.
Сидя в старой детской, я рассматривал фотографии на стене. Черно-белые фото разных размеров с разными сюжетами и историями,… сколько благодаря ним родилось идеи.
-Джейк, спускайся ужинать.
Еле-еле перебирая ногами, я спустился в кухню. Отец с матерью уже сидели за столом. В комнате играла любимая мамина певица 60-х годов - Nancy Sinatra. У неё есть песня, от которой моя мама всегда плачет – «Bang bang». Мама говорит, что она словно кромсает её душу на куски.
Я все ещё думал о девушке с лестничной площадки. А если бы это была Она? Чтобы я сказал? Чтобы сделал? И сделал ли я бы что-нибудь?
Отец что-то рассказывал матери, немного насупив брови. Зная это выражение лица, я был почти уверен, что он говорит о ценах в магазине, о вещах которые чаще всего людям кажутся чересчур важными.
Не знаю, почему я это сказал, но видимо, выскочившие слова должны были сегодня быть сказанными.
-Пап, а мама – это твоя мечта, или ты просто женился на ней?
Немного грубая формулировка заставила мою маму кинуть на меня разъяренный взгляд. Отец задумчиво посмотрел на меня.
-Джейк, - мама слегка обиделась за эти слова, - ты всегда любил всех удивлять, и как обычно, тебе это удалось, когда ты передумал жениться, оставив Кэтрин в свадебном платье и с заплаканными глазами. И я не хочу знать причину. Ты слишком взрослый, чтобы перед кем-то оправдываться.
Мама была разочарована моим поступком. Ей нравилась Кэтрин. Хотя кроме фразы: «Эта девушка тебя настолько любит, что готова простить тебе все», она мне больше ничего не говорила. Мама только оставила мне сообщение в тот день, которое я навсегда запомню: « Я верю Джейк, что сегодня ты не зря разбил этой девочке сердце».
Отец всё ещё молчал, но я видел, что сейчас он не в этой комнате. Он где-то в закоулках прошлого. Ищет ответ на мой вопрос. Его глаза неподвижно уперлись в тарелку с салатом.
Я словно забыв о своем вопросе, продолжал есть отлично приготовленного цыпленка.
-Твоя мама была моей самой заветной мечтой, - папа оборвал нити тишины, всё ещё влюблено смотрев на маму. - И я не верил, что она может осуществиться. Я мечтал о ней днем, и думал перед сном. Она мне снилась и мерещилась в толпе на улицах. Я лихорадочно писал ей стихи на парах французского, но ни разу не осмелился их отправить. Да я боялся даже с ней заговорить. Она училась в параллельной группе колледжа.
Мама мягко улыбнулась, посмотрев на отца. Мои родители были из тех старомодных пар, которые считали, что для счастья в семье нужна любовь.
-Так вот, - продолжал отец, - всё, на что мне хватало смелости – это изредка с ней здороваться на общих парах по культурологии. А однажды мы выехали с твоим дядей Роном в центр скупиться к Рождеству. Я остановился посреди заполненного людьми проспекта. Стою и улыбаюсь.
-Почему? – не сдержался я.
-То же самое меня спросил Рон: «Почему ты улыбаешься?». Я посмотрел на него и сказал: «Стать бы так посреди проспекта и смотреть. Ведь среди этих сотен идущих кто-то может тоже стоит и смотрит… и может, на меня». Твой дядя засмеялся. А я вдруг увидел твою маму, стоящую через дорогу у цветочного ларька с такими же ищущими глазами.
Отец протянул свою ладонь к маминой.
-Джейк, твой отец обещал мне не рассказывать эту историю. Люди пошли пустые… мало кто верит.
-Ну, а что же здесь такого?
-Просто я тогда стояла со своей подругой Синди. Я сказала ей: «А представь, если стоять здесь на одном месте и смотреть по сторонам. Вдруг я найду кого-то, кто в этот же момент ищет меня?»
-Не может быть!
-Ну вот. Я же говорила, что он не поверит. Не романтик ты, Джейк, не романтик… Чувства у тебя отходят на второй план. Хотя, я могу поклясться, что лет до восемнадцати ты всегда верил в чудеса, в мечты. Помню, как ты везде расхаживал со своим дневником. Чтобы не упустить ни одну мысль, ни одно слово… всё хотел упаковать на страничках блокнота.
-Сынок, твоей отец всегда следовал за своей мечтой. Она привела его куда надо.
И вот оно! Я соскочил с места. Бросив полотенце на пол, я крикнул неразборчивое «спасибо вам», выскакивая из дома. В голове начали гудеть мысли. Как жуки поползли по пространствам сознания.
Мечта не должна оставаться мечтой.
Я не помню пути домой. Всё как у тумане. Вбегая по лестнице на третий этаж, я придерживал руки у груди, чтобы сердце от ударов не проломило грудную клетку. Просто позвоню в дверь и приглашу на чашечку кофе. Просто скажу: «Привет». Ничего сложного.
Два шага к мечте. Иногда это так много.
Глубокий вдох разрывает легкие. Больше не могу ждать…
… рука зависла напротив звонка. Вдруг в голову пробралась мысль, которой не было до сих пор. А вдруг моя идеальная девушка совсем не такая… как должна быть по-моему? Сейчас весь мой образ может рухнуть. И что мне делать?
Теперь зависла не только рука, но и мозг. И что мне делать, если всё всё не так в Ней?
Я вбежал в свою квартиру, с грохотом закрыв дверь. Пот стекал с моего лба. Сердце по-прежнему пугало неистовым стуком. Но только я уже был не в эйфории волнения от встречи с Ней. Я боялся, что всё всё это исчезнет. Я столько дней напролет питался мыслями о Ней…
Я метался по темной квартире, не боясь наткнуться на что-нибудь. Ну, вот если внешне Она такая как надо, значит и внутри должна быть? Мой мобильный где-то в сумке разрывался от звонков родителей. Я не отвечал, просто потому, что не слышал приглушенного гудения. Взяв теплое одеяло, укутавшись почти с головой, я сел на пол балкона. Я не знал, какое из чувств сейчас на первом месте. Я так запутался. Мне хотелось замерзнуть, сидя здесь. Моему мертвому, остывшему телу будет всё равно на весь мир. Но я никогда не покончу с собой. Я привык доигрывать до конца.
Стенки балкона были сделаны из прутьев. Я смотрел сквозь грубые трубы металла на улицы, замерзающие от холода. В квартирах напротив уже горел свет. В детстве я всегда смотрел на дома с зажженными окнами и складывал из них смайлы, или считал сколько каких оттенков от ламп есть в этом подъезде.
Я думал и пытался сложить всё, что было за последние полторы недели: что я делал, зачем, ради кого. Я думал над настоящим и будущим, которое совсем не хотело вырисовываться. Получалось, что я бросил невесту ради призрачного образа. Ежедневно наблюдая за которым старался убедиться, что вот моя идеальная. И Она существует.
Дверь балкона от сильно ветра распахнулась насквозь. Это позволило мне услышать сообщение на автоответчике от Рика.
« Джейк, звонили твои родители. Они в панике, собственно как и я. Я с каждым днем смеюсь всё меньше, и волнуюсь всё больше. Я уже устал переживать за тебя. Ты не открываешь мне дверь. Не отвечаешь на звонки. Прошло ведь уже два месяца. Что происходит, друг? Я чувствую, как тебя теряю. Позвони мне».
Вдруг мне стало жутко. Дрожь пробрала до костей. Огромный, как слон, страх сел рядом со мной. Когда это Рик приходил? И какие ещё два месяца?
Я вбежал вновь в комнату. Мне сложно было контролировать себя. В голове проблескивали какие-то мысли. Она начала разрываться от боли. Я упал на пол, и как в кино, начал извиваться в агонии неистовых страданий. Вспышками мигали непонятные образы. Когда боль прошла, и в голове снова наступил рассвет, я вскочил и побежал к сундуку. Нервно перебирая вещи в полнейшей темноте, я ощущал все предметы. Я подсознательно знал, что именно я ищу в этом сундуке. Тихо. Вот оно. Свет от настольной лампы порезал мне глаза. Я стоял еле дыша. Я смотрел на свои руки, которые держали десятки фотографии, сделанных с моего балкона. На них была Она.
Фото за фото. Когда я успел? Стопка фотографии упала на пол, разлетевшись по всей комнате. Когда я успел их все сделать? И сделал ли я их? Меня начало тошнить. Эмоции было столько, что хотело блевать. Я прокручивал свои дни снова и снова. Слайдами появлялись картинки, объясняющие наличие этих фотографии у меня дома.
Подождите минуточку, жители Земли и чертики, находящиеся в моей голове. Что-то явно не так.
Я включил свет во всей квартире. Страх всё ещё преследовал меня. Я открыл календарь… не может этого быть… Моя свадьба была назначена на двадцать третье сентября, а День Рождения мамы двенадцатого ноября. То есть сегодня десятое ноября?...
В глазах потемнело, и дрожь начала бить по рукам. Какой-то бред… бред!
В какую параллельную реальность выпало два месяца моей жизни? И как я мог этого не заметить?
В ушах стоял сумасшедший звон. Сквозь туман испуга я глядел на фотографии, беспорядочно упавшие на паркет.
Здесь какая-то ошибка. Утренняя газета! Наверняка на газете стоит дата. Скользя по фото, я бежал в прихожую. Газета лежала почти у самой двери. Поднимая её, я ощущал, как поднимается и моё давление.
«10 ноября 2010 год»
Скоростным поездом начали пролетать воспоминания в голове. Каждое утро я торчал на балконе и делал снимки Её. Я не отвечал на телефонные звонки, не открывал никому дверь. Я подошел к автоответчику. На нем было сто семьдесят оставленных сообщений. Как я мог этого не заметить?
«Джейк! Не издевайся надо мной. Прошло три недели. Прекрати немедленно всё это сумасшествие. И зачем тебе фотоаппарат для дальней съемки? Чек за него пришел на имя фирмы. Прошу тебя, перезвони мне. После кафе я не видел тебя уже несколько недель.
В голове топотали слоны. Меня бросало то в жар, то в холод. Кто прожил вместо меня всё это время? И где был я? Я снова вспомнил про сундук. Вытащив его в центр комнаты, я вынимал отдута все вещи. Странно, но ничего из колледжа, или школы там не было. Сундук целиком был заполнен исписанными листами и новыми фотографиями.
Я выкидывал всё из сундука на пол, пытаясь разобраться. Когда на паркете набралась приличная гора макулатуры, я взял один из листочков.
«Сегодня 31 сентября. 7 дней 8 часов как я ищу причину зайти в соседнюю дверь снова.
Последнее что я помню – это паштет из печени на завтрак пару дней назад. Память незаметно стирается, заменят её только одно желание…»
«Ветру, что прорывается сквозь окно не понять моего желания быть с ней. Как я столько мог упустить? Джейк, мой друг, ты по колено в осени, и по уши в любви».
На задней стороне листа было продолжение: «Если ты родилась, то для меня».
Рядом лежал маленький стикер, который я обычно клеил на холодильник с записками для Кэтрин. В этот раз, я уверен, он был адресован не ей: «Пожалуйста, дай мне себя поцеловать. Иначе мои губы просто взорвутся от злости, что не могут прикоснуться к твоим».
«Я кричал от злости каждую ночь, пока не сорвал голос. В этом и есть вся прелесть мегаполиса – в нём тебя никто не слышит».
Не зная как в это верить, я стал дальше перебирать бумажки. Один альбомный лист сверху донизу был исписан всего лишь одной фразой: «Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней. Я должен быть с Ней».
Я глупо моргал глазами.
На смятом обрывке листа я начеркал несколько фраз карандашом: «А если моя мечта пустышка? То, чем я начал наполнять себя окажется дерьмом? Я боюсь неоправданных желаний…
... боюсь разгадать эту загадку…»
Значит, мысль у Её двери появлялась в моей голове и раньше. Только я этого не помню.
Где-то кто-то умирал, кто-то рождался, а я этого не замечал. Я существовал в своей реальности. Нарисованной такой важной для меня.
Или мне уже казалось, или и вправду где-то начала играть скрипка. Глаза вдруг наполнились слезами, и я чувствовал, что за эти слезы мне не будет стыдно. Сложно, наверное, понять человеку, когда он сошел с ума. Но тогда я не знаю, как назвать это чувство. Сидя в два часа ночи посреди огромной комнаты, заброшенной фотографиями незнакомой девушки и записками, непонятно когда успевшими написаться, я лишь думал о том, где я так больно оступился.
«Всё вокруг просило сойти с ума».
Последние слова, которые увидели мои глаза.
Мама в детстве говорила мне: «Джейк, мечтать не вредно». Мама не знала тогда, что не для всех. Для меня мечта стала приговором. Я уже не умру от сигарет, или от алкоголя, меня больше не собьет машина или нечаянно не оборвется трос лифта. Всё решено.
Прости, Джейк, прости за то, что я с собой сделал…
Я рисую твой образ, сидящий на моем диване. Мысленно кладу голову на твои колени и засыпаю под несуществующий шепот твоего голоса.
Знаете, сколько потребовалось времени врачами, чтобы забрать меня из моей жизни? Шесть минут на выход с машины и поднятие по лестнице. Пятнадцать минут на усмирение моего недовольства. Почему-то когда я вызывал их, мне казалось это правильным решением, пока они в действительности не зашли ко мне в квартиру. И последние три минуты на то, чтобы вынести меня и уехать… уехать навсегда.
24 минуты. 24 минуты, которые уже не исправить.
Мама с Риком долго убирали квартиру, рассматривая и перебирая все фото и листы. Ричарду постоянно приходилось останавливаться и успокаивать мать, которая то и делала, что рыдала. Я понимал, что покромсал её душу сильней, чем Nancy Sinatra.
Наверное, иногда лучше разочароваться в идеальности своей мечты.
Чем жить в иллюзии её безупречности.
Написать комментарий
|
Лианка...
Давно так не смеялась!
Ты еще тот драчун оказыв...
Но всё же останусь при сво...
А интересно, с...
а разместила, патамушта нравится! :са...
Приветствую нового а...
Просто Вы не умеете ...
Рассказы 
Комментарии
=)
я называю это историей.
spasibo za krasoty rasskaza..miniatyre...esse......ochen' krasivo..!..chitaetsya kak pesnya..!..kartinki...yarkie....osmeslenee...!!!!...
ps....shikarno!..""Погода располагает: могу выливать лишние эмоции, как небо выливает воду.""
рада радовать других людей)
автор не особо расстроился этому комментарию)))
должен же ж наконец-то появиться хоть кто-то кто скажет, что ему не понравилось:))
Должен! Но только это буду, не я!
Рассказ великолепен! Такое впечатление, что не читала, а симфонию слушала. Очень тонко и красиво исполнено.
Немного разочаровало только то, что автор оказался женщиной))) Сорри, Ли Фэйк. Очень хотелось бы, чтоб так могли чувствовать и мужчины. Но после коммента БК, поняла, что это утопия)))
ДЕСЯТКА!
спасибо за внимание)
должна сказать, что вы первый человек, уделивший внимание моему полу))
но спешу добавить, что все мои рассказы написаны от лица мужчин:)))))
Низкий поклон, Валентина:)))
должен же ж наконец-то появиться хоть кто-то кто скажет, что ему не понравилось:))
А ты привыкай Ли. (китаец что ЛИ?) Вот такой я вредный и есть. Режу правду матку, почем зря.
Инициалы фамилии и отчества.
меня никак не волнует то, какой ты.
будь ты хоть нигерийским фашистом.
"Хочешь избежать критики-ничего не делай, ничего не говори, и будь вообще никем".
я нормально отношусь к критике. и беру из неё лишь то, что нужно.
RSS лента комментариев этой записи