|
Авторы:
Терра
Мари Пяткина
То, что ты хочешь.
Если двое любят друг друга,
это не может кончиться счастливо.
Эрнест Хемингуэй
Ты лежишь на моей подушке. Я давно так называю вторую подушку у тебя дома, на твоей кровати. Может, потому, что ты – мой?
Провожу рукой по волосам, задеваю ладонью уже немного колючую щеку, дотрагиваюсь к губам и заглядываю в глаза. Пламя! Так и рвется наружу. Интересно, что ты видишь в моих? Наверное, что-то приятное, потому что улыбаешься и тянешь меня к себе, поцеловать. Нет. Рано!
Уклоняюсь и целую тебя сама. В плечо. И в ямочку между ключицами. Глажу пальцами твою нежную кожу, слегка почесывая, перебираю волосы на груди. Затем, осторожно касаясь губами, начинаю спускаться все ниже.
- Что ты делаешь? Иди ко мне! – шепчешь, приподнимаясь. Но твоя рука приятной тяжестью ложится на мой затылок, и я говорю то, что тебе понравится:
- Не надо. Молчи. Я знаю, чего ты хочешь!
Аккуратно провожу языком с самого низу и доверху, по тонкой тёмной линии. Ты тут же откликаешься. Вот так. Расслабься, мой вкусный. Целую сначала нежно, затем всё более страстно. Почему мне так хорошо? Ничего особенного в тебе и нет. Все, как у всех. Может, эта крошечная родинка вот тут, сверху, на тонкой кожице, сводит с ума и заставляет меня снова и снова сгорать, пока вселенная не сжимается до размера твоих зрачков? Облизну отдельно родинку, затем - языком по кругу. Как чудесно ты пахнешь…
А потом ты спишь. Так трогательно: на животе, затолкав под себя подушку, а к виску белая нитка прилипла. Наклоняюсь, осторожно сдуваю, стараясь не разбудить. Спи, моя вселенная!
Тихо выскальзываю из постели и начинаю собирать разбросанные по комнате вещи. Нужно успеть заехать домой, привести себя в порядок, проверить автоответчик и почту. Вдруг что-то важное? Любуюсь тобой напоследок. Мучительно хочу поцеловать ещё раз, но хватит. Поворачиваюсь и ухожу, аккуратно захлопнув дверь. Еще одно - не забыть сделать вторые ключи. А то каждый раз, когда щелкает замок, вздрагиваю – вдруг однажды позвоню, а ты не откроешь?
Боже, какие глупости лезут в голову! Сбегаю по лестнице, негромко напевая. Хорошо, что никто не слышит! Все хорошо!
Мне половинку. Спасибо, доктор.
Как началось? Да обыденно, как любая случайная связь.
Накануне, помнится, в сауну с друзьями ходил, юбилей отмечать. Ну и перебрал. Не помню, как домой попал и как разделся. А с похмелья организм перепуганный. Ему плохо и он думает: ну всё, смерть пришла! Генотип спасать надо! Сижу на работе, левой рукой голову подпираю, в монитор пялюсь бессмысленно и тут вдруг чувствую, что должен немедленно продолжить род. А стол у неё как раз напротив моего. Над ним, на мониторе, бабочка дрожит на липучке. Рядом ярко-желтая кофта глаз притягивает. А в декольте – прекрасная женская грудь! Чуть дрябловатая, правда, но на тот момент она была просто божественной, ну, вы меня понимаете? И показалось, что если сейчас не потискаю её, если руку не запущу, не сожму, не уткнусь туда лицом, в эту белую мягкую роскошь - точно умру! И крестик золотой в ложбинке блестит. Да, Господи! Йес! Если умирать – то именно на той двойной Голгофе! Я два «Орбита» эвкалиптовых за щеку закинул и говорю: «Полина, подойти, пожалуйста!»
На работу влетаю без пяти девять. Едва не опоздала! Весь отдел уже в сборе. И ты. Как обычно, сидишь за столом, напротив.
- Привет! - улыбаюсь, плюхаясь в кресло.
Коллеги здороваются вразнобой, начинают что-то рассказывать, спрашивать. Я рассеянно слушаю, что-то отвечая, а сама бросаю на тебя мимолетные взгляды, изучаю, впитывая каждую черточку. Ведь мы не виделись почти три часа - целая вечность!
Про наши отношения никто в отделе не догадывается. Зачем? Мы старательно соблюдаем дистанцию. На работе – ничего личного.
- Полина, ты мне не поможешь? - твой голос вырывает меня из задумчивости.
Даже глаз не поднял, смотришь в экран монитора.
Подхожу, наклоняюсь, вдыхаю любимый запах.
- Что у вас, Кирилл Николаевич?
- Взгляни на отчет.
Чистый лист с двумя словами: «Придешь сегодня?»
Хмурю брови, изображая мучительное раздумье, затем печатаю: «Да!» И нажимаю «закрыть» без сохранения. В последний момент ты успеваешь накрыть мою руку своей ладонью, и всё во мне буквально вспыхивает.
Возвращаюсь на место и пытаюсь сосредоточиться на цифрах. В конце концов, нельзя же так! Но ничего не могу с собой поделать, и бесконечно вспоминаю твой терпкий вкус, твой запах, и руки на моей груди и бедрах. Представляю, как сжимаешь меня за талию и медленно садишь на себя…
Как медленно тянется время!
Да не болит, если резко не двигаться. Ещё половинку.
Сперва мне казалось, что это ненадолго. Служебный роман скучен, пованивает сплетнями. Да и Полина не совсем в моём вкусе. А потом подумал – ну и что? Пусть пока будет. Это лучше, чем ходить, искать кого-нибудь каждый раз, когда захочется.
Отношения у нас сложились самые удобные: секс и ничего кроме секса. Даже никаких подарков. И, тем более, разговоров о любви, семье, сопливых детишках и прочих глупостях. Встретились взрослый мужчина и взрослая женщина, оба знают, чего хотят от жизни и поступают соответственно. Придёшь? Приду. Никто никого не принуждает. Никакого визга, ревности, истерик. Утром всегда уходила, пока я спал – сама тактичность!
А ночью…О-о-о, девочка просто горела, как свечка. Три, четыре оргазма подряд. Сколько раз ни разбудишь – всегда готова, как пионерка, ха-ха! У меня таких женщин мало было. Никаких тошнотворных «я устала» да «голова болит». К руке прикоснёшься – дрожать начинает, и глаза становятся такими масляными, что сам заводишься. Помнишь, что пальцем её тронь – и сразу кончит, как по заказу. А эти мягкие полные губы! Смотрится так себе, но как она прекрасно ими пользовалась! Честное слово, я буду иногда скучать по ней!
Жениться на такой, конечно же, не стоит. Но о серьёзных отношениях, повторюсь, никто из нас и не думал.
К концу рабочего дня рутина, как кофе молоком, разбавляется появлением начальника. Любопытно, зачем притащился Большой Босс? Снизошёл с заоблачного царства - третьего этажа… Ага! За необъятной фигурой мелькает худое глазастое существо.
- Знакомьтесь, - бубнит Босс, - это Ольга, новый экономист. Вот, Олечка, ваш стол.
Существо краснеет, бледнеет, неловко здоровается и проскальзывает за свое рабочее место. Зачем? Все уже собираются расходиться по домам. Бледная, жалкая, испуганная.
- Кирилл Николаевич, введите, пожалуйста, Ольгу Сергеевну в курс дел.
Черт! Этого только не хватало!
Но ты улыбаешься, и киваешь ей. А я молчу. И уже ее ненавижу.
Ровно в восемь стою возле знакомой двери. Звоню, и, едва открываешь, бросаюсь тебе на шею. Обхватываю крепко-крепко, сворачиваюсь клубочком на груди и слушаю, как бьется сердце, пока ты несешь меня в спальню…
Этим вечером все иначе. Кажется, твои мысли летают где-то далеко: поцелуи больше не обжигают, пальцы рассеяно перебирают волосы, пока я стараюсь доставить тебе удовольствие. Положи мне руку на затылок? Прижми! Пожалуйста! Ведь я делаю всё, что так тебе нравилось. Я лучше всех знаю, чего ты хочешь! Моя вселенная…
- Что с тобой? - спрашиваю потом, тревожно заглядывая в лицо.
Но ты отворачиваешься, тушишь свет и холодно целуешь меня в висок.
- Все хорошо. Спи.
Конечно, посмотрел – симпатичная такая девочка. Молодая совсем. Ножки ровные, лодыжки тонкие такие, что пальцами обхватить можно. Но пока дела передавал, ни разу даже мысли не возникло о чем-то эдаком. Скромный котёнок глазастый, сидит тихонько да кивает. Правда, не дура, сразу всё, кажется, запомнила. Но беззащитная какая-то. Даже пожалел.
А потом, когда уже пальто одевал, она из кресла встала и потянулась, выгнув спину, как самая настоящая взрослая кошка.
Да нет, всю жизнь кормить эту кошку с ладони и шерсть вычесывать – это уже потом, намного позже захотелось. В общем, не так, как говорят - «словно обухом по голове», но любопытно стало, доктор.
Пока с Полиной был в тот вечер – постоянно Ольгу вспоминал. Олю, Олечку. И тут вопросы посыпались: что такое, да что случилось? Ничего, говорю. Спи. Тогда и понял, что она мне попросту приелась, и страстность её - тоже. Наелся я, в общем, жирного острого плова, теперь пломбира хочу. В стаканчике.
Нет. Все плохо! Я чувствую, что все плохо. Ты больше не зовешь меня проверить отчеты, все чаще твой телефон выключен. Наши встречи проходят мимолетно и обыденно. Без страсти, без огня…
Теперь ты обычно сидишь ко мне в пол-оборота, показываешь работу этой кретинке, а она все никак не разберется в пустяковой программе! Постоянно что-то спрашивает и в ответ на любую твою фразу смеется так заразительно, что невольно хочется улыбнуться.
В конце-концов, выкраиваю момент и ловлю тебя в коридоре.
- Что происходит, Кирилл?
- Ничего. Устал. Времени нет.
Как много слов. И все – ложь! Почему ты не признаешься и не поставишь точку? Это было бы честнее. Ведь я понимаю, что любви больше нет, но сердце отказывается верить. Сердце болит и кровоточит. Я по-прежнему бросаю на тебя мимолетные взгляды, но теперь в них – боль. И ты это замечаешь. И стараешься не смотреть мне в глаза. Кому захочется чувствовать себя виноватым? Кому нравится видеть постоянный укор?
Да, третью – за любовь!
Я тоже ей понравился. Понятно было по взглядам, по тому, с какой бессовестной невинностью Оля плутовала: притворялась, что не понимает работы, просила показать. Я с удовольствием подыгрывал. Делал вид, что не раскусил плутовства, и терпеливо объяснял.
Есть невыразимо приятные ноты в невинном и длительном флирте, когда ты постепенно снимаешь обертку за оберткой с изысканной конфеты, предвкушая каждый следующий день. Это ожидание вкусней самой конфеты, доктор! Ольга была чертовски мила и привлекательна в своей полудетской хитрости. Думаю, она знала, что я знаю, что она специально делает вид, что ничего не знает. И знала, что я знаю о её притворстве. Но знаете, доктор… Простите, у меня сегодня сплошные знания…Давайте ещё половинку.
С Полиной мы всё больше отдалялись друг от друга, тем более, никогда особо близкими и не были. Иногда ещё встречались, больше по привычке, но я уже откровенно скучал с нею. Всё ждал, когда она, наконец, найдёт себе кого-нибудь в кровать, и перестанет на меня пялиться этими глазами больной коровы, которую хозяева сдают на комбинат. «Братцы-живодёры, за что же вы меня?»
Однажды спросила, что происходит. Честное слово, я удивился. С чего такие вопросы? Разве что-то происходило? Быть может, я обещал ей жениться, или хоть раз сказал, что люблю? Или бросил с двумя годовалыми детьми без алиментов? Мы, взрослые люди, встречались ради секса, но теперь меня интересует другой человек. Что тут непонятного?
Впрочем, меня это мало волновало, а зря.
Новогоднюю вечеринку руководство устроило с размахом, не поскупилось.
Приглашенные ди-джеи стараются изо всех сил, отрабатывая щедрые гонорары. Гремят колонки. Толстые венки из еловых веток увиты блестящими гирляндами, огромные вязанки воздушных шаров, конфетти и серпантин. На столах – семга и балыки, паюсная и красная икра в вазочках, клубника и свежие вишни, виски, коньяк, шампанское, бог знает, что ещё. Только меня это великолепие совсем не радует. Оглохшая от музыки, хохота и шума, я тенью брожу между столами и давлю, выдавливаю из себя улыбку, как остатки зубной пасты из тюбика. Я сама как старый тюбик – выжата и брошена.
Ты тоже здесь. Рядом с ней. Открыто. Не прячешься, не пытаешься делать вид, что между вами ничего нет. Со мной никогда таким не бывал. Обнимаешь ее за талию, что-то шепчешь на ухо. Она смеется и тает от твоего внимания. Что ты в ней нашел? Что в ней такого, чего не было у меня? За что?! Хочется кричать, но я молчу.
Зачем мы прятали свои чувства, зачем постоянно наступали на горло своей любви? Не от того ли она погибла, что её скрывали? Я останавливаюсь и смотрю на вас в упор. Разглядываю, не прячась, я больше никого не боюсь. Интересно… Ценит ли она тебя так же как я? Знает ли, что тебе нужно? Чувствует ли?
В этот момент ты поправляешь ей прядь волос, и этот жест, такой родной, такой знакомый, падает последней каплей яда, разъедающей мою душу.
Встряхиваю головой.
Подхожу решительно и даже нагло.
- Можно тебя на минутку?
Она смотрит удивлено и недовольно: кто я такая, почему вмешиваюсь? Но, все же, пожав плечами, уходит. А ты остаешься, встаёшь, упираясь ладонями в стол. И взгляд холодный, колючий, впивается стрелами в сердце и гасит … Страсть, любовь, последнюю надежду… Все, что хотела спросить, становится неважным. Я понимаю, что бы ни сказала - ты меня просто не услышишь. Не захочешь. И, как когда-то волной любви и страсти, теперь меня окатывает яростью. Каждая клетка горит, как в огне, в глазах темнеет. В темноте - круги, в каждом из них – твое лицо. Лицо предателя!
Ну, уж нет! Я не позволю, чтобы все закончилось вот так!
Я прижимаюсь к тебе почти вплотную, провожу рукой по волосам и щеке, заглядываю в глаза. Второй рукой нащупываю на столе маленький нож для фруктов. Сжимаю, и, не отрывая взгляда, из последних сил всаживаю его тебе под лопатку! Ты вздрагиваешь, зрачки мгновенно расширяются так, что глаза становятся черными. Черт! Целая вселенная! Ее только что засосало в дыру...
Я чувствую, ты хочешь крикнуть и не можешь. Стол стоит почти вплотную к стене, все видят только твое лицо, и никто – пятна, расплывающегося на светлой рубашке. А я наклоняюсь и целую тебя в плечо. В шею. В ямочку между ключицами. Наконец ты хрипишь еле слышно:
- Что ты делаешь?
Я улыбаюсь и наклоняюсь еще ниже, пряча глаза.
- То, что ты хочешь. Ты ведь этого хотел? - и прижимаю палец к твоим губам.
Молчи. Я знаю ответ.
Рубашку от Гуччи мне испортила, дура нелепая.
Ха-ха, смешно! Вот точно такой ножичек, как вы, доктор, колбасу сейчас режете. Отличная, кстати, у вас колбаса! А коньяк вам нравится? Этот - мой любимый.
Даже если бы Полина стала левшой и ударила левой рукой, нож до сердца не достал бы. Ну, проковыряла во мне справа небольшую дырку, пробила эту… плевру, получился, как вы говорите? Пневмоторакс, вот. И что теперь? С работы дуру по статье уволили. Если продаст всё до нитки, быть может, условным и отделается, но вряд ли. Впрочем, в женской колонии мягкие губы тоже нужны.
Зато Ольга ко мне в больницу трижды на день прибегает, вы видели. За руку держит, и слёзы из глаз катятся. Наверное, женюсь. Любит меня девочка.
А в тот момент, когда Полина меня зубочисткой ткнула, знаете, что в голову пришло? Стою и думаю: «Прямо как Рогожин - Настасью Филипповну!» Глупость какая.
Вот скажите, доктор, чего этим бабам неймется? Нашла бы еще мужика. В чем проблема? Что ей надо хоть было, кто бы мне объяснил. Чего, вообще, хотят женщины? Окружающим жизнь испортить и себя погубить.
Думаете, драма со мной случилась? Нет, доктор, я попал в пошлое бульварное чтиво. Настоящие драмы без вагин и членов обычно.
Так что, давайте, ещё половинку. За женщин.
Написать комментарий
|
ВСЕХ С ДНЕМ ВЛЮБЛЕННЫХ!!!
ОБИДА
МУЖСКОЕ НАСЛЕДСТВО
МУЖСКОЕ НАСЛЕДСТВО
ОБИДА
Торт Монастырская изба
Не с тобой
С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, МУРЛИК!!!
С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, МУРЛИК!!!
То, что ты хочешь
Рассказы 
2 дн. назад
Комментарии
Нда. И ещё протащился от авторского "садишь на колени"- замечательная изюминка, нарушающая поток слов женского надрыва.
Ккирилл.. "Кирилл- ты ноги брил?")))))))))
Такая отточенность возможна, как мне кажется, в тех случаях, когда тема как бы миниатюрна: буря в стакане воды; всплеск в затоне, где обитает офисный планктон. Ларе из «Живаго» было за что стрелять в развратившего ее человека. А у Полины была истерика. Ну какой из Кирилла Николаевича предатель? Что он предал? То, что Полина сама для себя нафантазировала ? Ну позвольте, претензии к нему неуместны. Что-то не так…
Начинаешь эпиграф раскручивать по-другому. Если бы Кирилл не был таким однолинейным и плоским, можно было бы понять эпиграф следующим образом: если Кирилл и Оля любят друг друга, это не может закончится счастливо. Тогда поступок Полины был бы не истерикой, а намекал бы на какие-то иррациональные женские тайны. В рассказе это тоже есть. Только вот трудно себя заставить поверить, что Полина жаждала помешать случится такому элементарному «кошачьему» счастью. Поверить трудно, но приходится. Хотя ножик несерьезный, почти одноразовый, почти пластмассовый…
После прочтения вспомнилось: Есть много, друг Горацио, на свете, что и не снилось мужикам. На том сердце и успокоилось
Не трахайся там,где работаешь (живешь), и не работай там,где трахаешься! нельзя забывать эту прописную истину!
Так красиво, осилили обе партии, что снимаю шляпу перед каждой. Супер!!!
Только финал, чуть-чуть умерил мой восторг. Понимаю, что отвергнутая женщина, способна на многое, но нож, как то банально и глупо прозвучал в заключительном аккорде. Хотелось, чего то более изощренного и непредсказуемог о.
В общем, чувствую себя убийцей мечты, но настоятельно рекомендую читать иногда этот текст, всем нам (наивным девачькам), желательно на ночь! Просто так, чтоб не расслаБЛЯТЬся. «Вселенная» – она прекрасна! Но, в ней столько черных дыр…)))
*ушла напевая* : «Нож я подарю тебе, ты выиграл, бери --- Теперь он вечно будет у тебя внутри, И ты поймёшь... цветок и нож...» ля-ля-ля
обожаю мужское лукавство
Сильно - впрочем, как всегда.
Интересно, каким образом авторы писали рассказ: за Полину - Терра, за Кирилла - Мари? Или тут всё сложнее, теснее и глубже?)
RSS лента комментариев этой записи