|
Автор: Отришко Николай Андреевич
Фиалки для Сэра
Весна! Начало мая в Батае – время сиреневых запахов. Чего доброго, а сирени здесь – что воды в Дону, она растет повсюду: вдоль тротуаров, в скверах, на клумбах, около домов, и даже вместо заборов. Сирень всякая: и простая, и персидская, и белая…. Знающие люди уверяют, что сажать ее в этих местах повелел сам Матвей Иванович Платов, которого дела казачьи и государевы занесли сюда в те давние годы. И случилось Великому Атаману устроить тут порку нерадивому казаку, шибко провинившемуся перед обществом. Во время порки сломалась казачья плетка – Платов выдернул из растущего рядом куста сирени прутик, толщиной в палец, и продолжил процесс воспитания…. А чтобы станичники помнили, речь сказал:
- Храбростью и примерной службой дошел я из простых казаков до чина атамана войска Донского. И вам наказываю: берегите казачьи обычаи, блюдите себя и свои семьи, будьте справедливы к равным себе, и снисходительны к низшим. И думать не могите забыть наш тихий Дон, вскормивший и взлелеявший вас. А кто забывать начнет – гляньте на хлыст сиреневый и вспомните о сегодняшней порке и о моих словах.
Так оно было, или не так – кто теперь скажет? Но с тех пор сажают сирень на Дону повсеместно, говорят, она хорошо память укрепляет, особенно в юном возрасте. А, уж, как лечить своих отпрысков сиреневой лозиной – казаки знают!
Весна! Из Батайцев хмель после Первомая еще не выветрился, а завтра снова за стол – День Победы! Батай – городишко небольшой, а в тени своего могучего соседа Ростова-на Дону, так и вовсе хуторком кажется. Но, он тоже к празднику готовится: уже заправлен газовый баллон для вечного огня; все четверо пятнадцатисуточников метут тротуары; у местного «белого дома», рабочие обтягивают красным сатином трибуну, сколоченную из не струганных досок; градоначальник предстоящую речь штудирует. Поднимется он завтра на трибуну, и айда эту речь без бумажки шпарить: погибшим – вечную память пророчить, живым – боевые сто грамм наливать. Будет щедро пророчить и скупо наливать: память – величина не постоянная, она у каждого поколения своя. Да, и в жизни ведь, всяко бывает….
***
Вася Сэр проснулся сегодня рано. Вася – бич и наполовину бомж. «Наполовину» потому, что сам себя таковым не считает – уже несколько лет у него есть «определенное место жительства»: город Бата?й, улица Советская, дом восемь, подъезд номер три. В подвале. Условия подходящие: подвал теплый, сухой, жильцы не вредные, участковый почти не донимает. Подвал у Васи просторный, на полтора подъезда. Как говорят его дружки: «конем гуляй!» Вася смеется: «уж лучше кобылой».
Когда-то, в другой жизни у Васи была семья – жена и две дочки-близняшки. Много-много лет назад, вез он их на только что купленной легковушке к южному морю – не столько море манило, как желание прокатиться с ветерком. В шоферском деле Василий был дока – Чуйский тракт до самого Чикетамана знал не из песен…. Но, и его убаюкало итальянское чудо автомобильное – задремал Василий за рулем.
Проснулся через месяц в больничной палате, в чужом городе, в чужом теле, с мертвой памятью. Рядом – никого…. Еще через месяц, вспомнил свое имя, а через пол года в «черном воронке» вернулся домой, в Ростов. Следователь попался нормальный, из фронтовиков, он устроил Васе свидание с женой и дочерьми – свозил на Нижнегниловское кладбище и указал на три холмика.
В самом конце зимы повезли Васю на суд. Не посадили: благодаря амнистии по случаю пятидесятилетия страны, выпустили на все четыре стороны. Не обрадовался….
Жить в Ростове стало невмоготу: его постоянно тянуло к своим девочкам, все свободное время старался проводить там, с ними, на Нижнегниловском…. Он понимал, что так нельзя, что нужно что-то менять, но не мог решиться на это. Помог случай: встретил однополчанина и уехал с ним в Сибирь. Там несколько раз пытался создать новую семью – не получилось: под пятьдесят – не двадцать…. Доработал до пенсии, собрал кое-какие деньги, и снова в Ростов. Не прижился: на покупку квартиры не хватало, без нее не могло быть прописки, а без прописки, как в песне: «…бумаги нету-у-у – гони монету-у-у-у, монеты не-е-е-ет – са-ди-сь в тюрь-му». В тюрьму не хотелось, и решил Василий осесть в Батае: и до Ростова рукой подать, и квартиры втрое дешевле. Остановился в гостинице и дал объявление о покупке жилья. Вариант подвернулся быстро: недорогая, в центре городка, второй этаж, и всего одно условие – предоплата. Отдал доверчивый Василий паспорт, деньги, и стал ждать.
Когда понял, что его «кинули» – запил. Месяц пил от злости, год – от безысходности, затем научился пить просто так, без повода, потому, что было с кем и было что выпить, Жил, где придется: на вокзале, в котельной, в заброшенном пионерлагере. Каждый год отмечал две даты: День Победы и двадцать пятое июля – День Трагедии. Остальные праздники утратили для Васи свое значение, в его жизни осталось одно торжество – День Куска Хлеба. Если праздники и случались, то были они одному ему понятны и радостны: лет пять назад на него свалился День Золотых Часов – он нашел их на автобусной остановке; в прошлом году отмечал Праздник Сгущенного Молока, целой упаковкой которого, разжился на выгрузке вагонов. Не украл, нет – просто взял упаковку и понес домой, в подвал. Зимой, перед Рождеством, был Праздник Аспирина – коробочку этих таблеток ему совершенно бесплатно дали в аптеке, куда он зашел с высокой температурой и без копейки в кармане.
С годами, чувство утраты выветрилось из Васи похмельными ароматами, на смену ему пришло чувство свободы: от бытовых проблем, от заботы о своем будущем, от здоровья, от зубов, от очков, и еще от многих-многих «от». Документов тоже нет, никаких: паспорт ушел вместе с продавцами квартиры, все остальное сам потерял. Единственное, что, по Васиному разумению, может удостоверить его личность – медаль «За отвагу». Медаль, наравне с затертой фотографией, на которой снята жена с двумя дочками-подростками – единственное и самое дорогое, что к своим семидесяти семи годам ему удалось сохранить из прошлой жизни. Старик бережет медаль, как святыню. Будучи в подпитии – а такое состояние для Васи норма, – уверяет, что награду эту получил в сорок пятом из рук самого маршала Толбухина:
- Вызывает он меня перед строем, и говорит: награждаю тебя, рядовой
Черкашин, за то, что намедни ты самолично уничтожил семнадцать фашистов. Спасибо, говорит, тебе, сынок!
В зависимости от степени подпития, цифра «самолично уничтоженных фашистов» может меняться от пятнадцати, до пятисот человек. При этом, чем выше цифра, тем обильнее слеза орошает Васину, уже года три некультивированную растительность на лице. На вопрос, почему он плачет, отвечает шуткой:
- Это не слезы, это с меня водка выходит, видать, уже не помещается в нутре?.
Для Васи день сегодня особенный: в кои-то веки он едет в гости! Пригласил его дружок и коллега по бичевскому статусу – Пашка безрукий. Пашка в половину младше Васи, зимой живет в этом же подвале, а летом сторожит дачу местного князька. Князек не жадный: кормит, дает на сигареты, а сегодня даже разрешил пригласить друзей – посидеть, отметить День Победы. Правда, «посидеть» дозволил не на самой даче, а за ней – в лесочке. Но, место тоже хорошее: рядом речушка, птички чирикают, багульником пахнет. Пашке нравится….
Вася умылся, достал из тайника медаль, натер ее ваткой из прогоревшего матраца, и приладил к лацкану относительно неизношенного пиджака. Затем попытался сосчитать свои финансы и оценить их покупательскую способность. При каждом пересчете сумма менялась в сторону уменьшения, старику это не нравилось, он нервничал, сбивался, начинал считать снова, тайно надеясь, что в этот раз хватит на покупку всего задуманного. А купить нужно было немало: две бутылки водки, закуски рублей на десять, сигарет пачки три – как ни крути, а выходило под сотню. Денег насчитывалось лишь пятьдесят два рубля, этой суммы явно не хватало. Ехать же в гости без двух бутылок водки, Вася, как настоящий россиянин, считал поступком неприличным для себя, и оскорбительным для принимающей стороны.
Время приближалось к девяти утра, с поездкой нужно было что-то решать. Старик вышел из подвала, постоял на крыльце, щурясь от яркого солнца, поплевал на руки, пригладил бороду, и со слабой надеждой «взять в долг», поплелся к киоску с вывеской «ИЧП Мамедова 24 часа»
Ларек ютился в торце пятиэтажки под огромным рекламным плакатом. На плакате буйно цвели то ли яблони, то ли вишни, с которых гигантская пчела собирала мед, и казалось, мед вот-вот начнет капать из ее брюшка на крышу «круглосуточного Мамедова». Плакат призывал беречь природу.
Рядом с ларьком, на ящике, сидел Жора Жук и пил пиво. Вася считал Жору личностью темной и непонятной: и на «домашнего» не похож, и на бича не тянет. Иногда, Жора походил на пьяного купца: щедро угощал «братву подвальную», а бывало, у них же и приворовывал. Но, никто не видел, чтобы Жора рылся в мусорном баке, или поднимал с тротуара окурок. Как раз это и настораживало: не по чину гордый, думал о нем Вася.
Старик присел рядом, попытался завязать беседу:
- Я смотрю, ты уже празднуешь?
- Не, я похмеляюсь, после вчерашнего.
- А-а-а-а…. А я гляжу – пиво пьешь! Ну, думаю, Жора уже День Победы
празднует. А ты, оказывается, похмеляешься…. Это хорошо, когда люди пивком похмеляются – значит, у них деньги есть….
- А ты чё медаль нацепил, на парад собрался, что ли? – Не понял намека Жора.
- Не, я сёдня к Паше однорукому в гости еду, на дачу! На днях встренулись с
ним, он и говорит: приезжай, говорит, посидим ради праздника по-человечьи, по рюмке дернем. А я маленько с деньжатами не рассчитал: на два пузыря не хватает, а с одним ехать – неудобно как-то.
- А кто такой этот однорукий, я его знаю?
- Должон знать – он уже года три бомжует: зимой со мной, а летом у одного
богатенького буратины за дачей присматривает. Он помоложе тебя будет, но так – ничё, нормальный парень. Ему руку в Чечне отхерачило, он туда с дуру добровольцем записался.
- А где дача, далеко?
- В Мичуринце.
- Природа там есть?
- Должна быть, раз Мичуринцем называется.
Жора протянул старику свое пиво, закурил, и предложил:
- Слышь, Сэр, а возьми меня с собой, я сто лет на природе не был. Бабки у меня имеются, я пайку на общак кину. Сколько там с меня?
От радости, Вася назвал сумму, которой сам испугался:
- Сто пятьдесят!
Жора достал деньги, отсчитал.
От такой везухи, Васин язык совсем вышел из-под контроля:
- Это на водку. А теперь гони полтинник на закусь.
Жора любил хорошо закусить, и полсотни дал без слова.
На радость себе и Мамедову, Вася отоварился хорошо: пять бутылок водки, три
консервы, один лимон, шесть пачек «Примы», банку маринованных грибов, три селедины…. Набралось два пакета. При расчете, хитрый торгаш попытался обдурить Васю аж на рубль сорок семь! Но, старый солдат был сегодня бдителен и дерзок, как никогда прежде. Попытку обсчета он пресек на корню:
- Нет Мамед, не для того я на фронте лоб под пули подставлял, чтобы за просто так дарить тебе рупь сорок семь!
Учитывая присутствие татуированного Жоры, дальновидный Мамедов промолчал, и сдачу вернул всю до копейки.
Васин поступок Жора оценил положительно:
- Правильно, нехуй их поважать! – И тут же, угрожающим тоном попросил:
- Слышь, Сэр, ты посиди, а я сгоняю переоденусь, праздник, все-таки. Я тут
недалеко на одной хате кантуюсь. Только, смотри: слиня?ешь – пришибу! Усёк?
Пока Жора «гонял» переодеваться, Вася пересмотрел свое к нему отношение и понял, что никакой он ни «темная личность», а самый светлый и приятный во всех отношениях человек. А, что у своих поворовывает – так это, поди, тюрьма мужика испортила.
Минут за десять до Жориного возвращения, рядом с ларьком остановился легковой автомобиль с красивым номерным зна?ком из трех семерок. Из машины, с водительской стороны вышла молодая женщина в темных очках и с красной сумочкой. Она перекинула сумку через плечо и направилась к соседнему дому. Старику показалось, что, когда женщина выходила из машины, из ее сумочки что-то выпало. Он подошел ближе и обомлел – на земле лежало нечто, похожее на кошелек. Через секунду «нечто» покоилось у Васи за пазухой.
Наблюдательный Мамедов корявыми цифрами записал номер машины на клочке бумаги.
Жора вернулся одетым соответственно случаю: в пятнистой форме, в голубом берете, на груди медаль «Воину-интернационалисту от благодарного Афганского народа»
По дороге на вокзал, Вася показал ему «нечто», которое оказалось замшевым чехлом с компьютерным диском внутри. На диске маркером надпись: «Всё по А.Н.» рядом записка: «Руслан, обрати внимание на его счета в АгроПромБанке, он их от нас скрывает!». Находка интереса у Жоры не вызвала, но выбрасывать ее Вася не стал, сунул в карман пиджака – авось, сгодится.
В электричке ехали без билетов – медали говорили о том, что сегодня этим двоим сам черт не брат. Дабы скоротать время, Жора поинтересовался:
- Слышь, Сэр, я давно хочу спросить: «Сэр», это твоя фамилия, или погоняло?
Вопрос Васе понравился, отвечал он на него подробно и с удовольствием:
- Когда я был при документах, то сэром меня вроде как дразнили, а сейчас это
стало фамилией. Ты выдь на улицу и спроси: кто такой Василий Никифорович Черкашин? – хрен кто скажет, а спроси за Васю Сэра – тебе любой пацаненок на меня пальцем ткнет. Так, что паря, ко мне нужно обращаться на полусогнутых….
- С каких делов?
- А ты разве не знаешь, что значит слово сэр?
- Не помню….
- До войны я и сам не знал, кто такие эти сэры. Да, и откудова мне было знать:
книжек не читал, кина в нашу деревню не привозили. Первый раз живого сэра я увидел в сорок пятом в Берлине, когда мы с американцами встренулись. У нас тогда к старшему по званию как обращались? Ясное дело как – товарищ! Подхожу я, например, к комбату, и докладываю: «Товарищ капитан, рядовой Черкашин по вашему приказанию прибыл!» А он мне: «Вольно, товарищ рядовой!». Чувствуешь – и он товарищ, и я товарищ! Мы с ним, вроде б то, как ро?вня.
У американцев же – никаких тебе товарищей, а сплошные сэры. Подходит, например, ихний солдат к капитану и говорит: «Сэр, разрешите обратиться?» И слово «сэр» произносит виновато, жалибно так: «сэ-эр?» Вроде как спрашивает: вы сэр, или не сэр? Наше обращение выговаривалось громко, четко, как на параде: «Товаришшччч!!!» А ихнее звучало тихонько, по-лакейски, чтобы, ни дай Бог, сэра не напугать: «сэ-эр?»
- А разве они пугливые? – Удивился Жора
- Не знаю, это я просто так, к слову сказал. Помню, как-то я у штабной землянки ночью на часах стоял, ну и задремал маленько. Глаза открываю – в десяти шагах немцы. Я залетаю в землянку и как заору: «Товарищ майор, немцы!» А представь, если бы американец заскочил вот так ночью к своему майору и начал его шепотом будить: «сэ-эр, немцы!» Пока бы он подхалимничал перед сэром, их бы немцы давно в расход пустили…. Американские «сэры» – они нежные, тындытные, не то, что наши «товарищи».
- А что было после того, как ты возле землянки немцев усёк?
- Ничё не было: оказалось, что фрицы пришли сдаваться – мы с майором
выскочили, а они стоят с поднятыми руками и по своему что-то лопочут, мол, Гитлер капут. Это в Венгрии, уже в конце войны было, они тогда па?чками сдавались.
- Ну, а тебя-то за что сэром прозвали? – Напомнил суть вопроса Жора.
- Так получилось…. После фронта я думал на Украине остаться – девки
там шибко цыцькастые, а мне того и надо. Молодой был, ума – ни на грош, да и откудова ему в девятнадцать лет взяться?
- А сколько ж тебе в войну было? – Удивился Жора
- Я в двадцать седьмом осенью, на Покров родился, а на фронт в сорок третьем
летом ушел. Вот и считай: шестнадцати еще не было – я приписал себе два года и вперед! В войну на возраст глаза закрывали, лишь бы винтовку мог поднять. С виду-то я был хоть и не высоким, но коренастым, не то, что сейчас – килограмм костей да пол метра шкуры. В молодости я, паря, крепким был, особенно по мужской части.
- Ладно, заливай дальше про хахлушек, – разрешил Жора.
- А чё «заливай», если все как есть правда? Устроился я, значит, сторожем на
коневодческом заводе, и взял такую моду: как ночь – так я на блуд, по девкам, да по вдовушкам. Откормили они меня в момент: у них вареники – чем больше ешь, тем сильней кричать охота…. Ну так вот, доблудился я до того, что проморгал племенного жеребца – цыгане увели. О, что тут началось! Меня сразу в энкэвэдэ, и давай чихвостить: и такой я, и сякой, и чуть ли не враг народа. А следователем там был один мордоворот, крыса тыловая, так он даже посадить меня грозился, кричал, что я сам продал жеребца цыганам.
При слове «крыса» Жора вздрогнул, вроде бы вспомнил, что-то, давно забытое. Вася его реакцию не заметил и продолжал:
- Я слушал-слушал, и так жалибно говорю: «Сэ-эр?» Мордовороту видать понравилось, что я ему сэра присвоил, он сразу по сторонам зырк, зырк, и говорит: «Сэром не нужно, называй меня лучше паном». Ну, думаю, пускай будет пан!. Назвал его так пару раз, он подобрел и дело закрыл. Я – жопу в жменю и только меня и видели на Украине…. Правда, денег не заплатили – за жеребца высчитали…. А потом, когда уже бичевать начал, бывало: выпить охота, а денег нету, так я подойду к пивнушке, и давай мужиков забавлять: «Сэр, угостите Васю со?точкой?». Угощали…. Вот так и прилипло это звание. Сейчас даже участковый меня Сэром кличет, а я и не в обиде: как говорится, называйте хоть горшком, только в печь не сажайте.
Электричка сбавляла ход – подъезжали к Мичуринцу.
***
Праздничный стол накрыли за дачей, на берегу речушки с красивым и загадочным названием «Айка». Сервировка получилась шикарная: князькова жена пожаловала пять вареных яиц, четыре котлеты, целую плошку «мясного салату», штук пять помидорин, пару огурцов, хлеба…. Плюс две привезенные сумки! Плюс водка!!!
Отмечать сели около двух пополудни. Несколько первых рюмок – за Победу и за тех, кто не дожил, выпили стоя. Закусили, закурили, помолчали, каждый думал с чего начать. Разговор затеял Вася:
- Нет, мужики, вы, что ни говорите, а сегодняшний день – всем праздникам
праздник! Я, например, взял себе такую моду: расшибусь в доску, умру, но бутылочку к девятому припасу обязательно! Бывало – курить нету, хлеба ни крошки, но чтобы за День Победы не выпить – не было такого! Да…. Страшная была война, шибко страшная. Оттого и праздник великий!
- Это ты про какой праздник базаришь? – Спросил Жора
- Как это, про какой? Про День Победы, конечно.
- А разве ты кого-то победил?
- Стыць, моя радость…. Ты чё, паря, совсем, что ли? Я говорю про день Победы,
который в сорок пятом был. Мы тогда немцев победили. Очнись!
- А-а-а-а-а, вон оно что…. Оказывается, вы немцев победили, поздравляю!
Вася учуял подвох:
- Чё-то я, паря, не пойму: похмелился ты сёдня, вроде бы славно, а несешь
всякую ахинею – это ж надо додуматься: про День Победы он, видите ли, не поймет.
Жора налил себе, выпил, и, не закусывая, пояснил:
- Не суетись…. Про День Победы я как раз понимаю, я другого не догоняю:
почему те, кого ты победил, живут в сто раз лучше тебя? Чё-то я ни разу не слышал, чтобы хоть один недобитый тобой фашист, сбичевался в своей Германии. А вот про другое слышал, например, про то, что у них там у каждого своя вилла, пять штук мерсов и полные карманы капусты…. А ты сёдня с утра медаль нацепил, и от радости – сопли пузырями…. А у самого даже на «паленку» не хватает. Секёшь, о чем я?
Характер у Васи мягкий, не гордый – гордые бичи до семидесяти лет не доживают,
но и он после таких слов вспылил:
- Мне, паря, насрать, скоко там у них мерсов, и скоко денег, я одно знаю твердо
– мы в Отечественную их победили! А, что живут они лучше нашего – так и хрен с ними, пускай живут, токо пусть нас не трогают. А если тронут….
- А если тронут, то, что будет? – засмеялся Жора.
- Если тронут – я за себя не ручаюсь! Годы, конечно, не те, но двух-трех
порешу на месте!
- О, да ты, батя, погнал…. – Заключил Жора.
Не обращая внимания на «диагноз», Вася продолжал:
- А живут они хорошо потому, что там у них заграница, а за границей все хорошо
живут…. И еще потому, что им Америка помогает. А мы всё сами, на пупке да на авосе выезжаем! И медаль мою не трогай – она настоящая, не то, что у некоторых – юбилейные….
Неожиданно спокойно, Жора пояснил:
- Моя тоже настоящая. А что одна единственная, так, остальных наград меня в восемьдесят девятом, по приговору лишили…. А эту – не они давали, и не им лишать.
- А за что судили? – Поинтересовался Пашка
- Двести двадцать восьмая, часть четвертая.
- А что это?
- Наркота в особо крупных размерах.
- А-а-а-а-а….
Праздник разгорался. Мало-помалу, хмель начал сказываться, и Жора разоткровенничался:
- В Афгане, у меня кореш был – Саня Зимин, тоже детдомовец. В восемьдесят восьмом, у Шахравана, мы на духов напоролись: они, ишаки позорные, под видом крестьян на рисовом поле работали. Саню очередью навылет прошило…. Он у меня на руках истекает кровью, а я, как пацан реву и уговариваю его не умирать. А он - главное, – сам умирает, а меня успокаивает, говорит: «Будем жить, браток, не плачь. Будем!». Я как вспомню, аж комок к горлу подкатывает….
Налили. Помянули Саню, закурили. Жора продолжал:
- У него на Урале осталась сеструха названная – в детдомах такое бывает, она
лет на пять младше Сани была, так он всё мечтал ее жизнь устроить, приданным обеспечить. Говорил, стоит в Союз пару килограммов героина провезти, и деньги на ее приданное, считай, в кармане. И-и-э-э-х, лучше бы он этого не говорил…. Ну, да ладно, проехали: что Бог дал – всё в сумку.
Жора подошел к ручью, бросил в воду камень, и, обращаясь к Пашке, спросил:
- Рыба ловится?
- Не знаю, - пожал плечами Пашка, - я не пробовал.
- Даю голову на отруб – тут окунь должон быть, - заверил Вася и пожалел, - эх,
жалко, нет удочки, а то б я щас….
- Красота-а-а-а-а!!! – потянулся Жора, – когда я на зоне парился – часто мечтал про природу. Если б сюда еще и тёлок – вообще бы был полный ажур.
Вася попытался изменить тему:
- Мужики, чё-то вы не в ту степь: на столе водка киснет, а они про тюрьму да про коров…. Давайте еще по капушке за победу, токо пусть банкует Пашка, а то Жора одному себе наливает….
Пашка налил граммов по пятьдесят и предложил тост:
- Друзья мои! Я хочу предложить выпить не только за Победу, но и за справедливость, так, как эти понятия неразрывны и лишь дополняют друг друга. Я уверен, справедливость восторжествует! А иначе… – Пашка замолчал, подбирая слова.
- А иначе, что? – Не удержался Вася.
- А иначе – зачем всё это? Зачем войны, горе, людские смерти? Ради чего, если не ради справедливости?
- Ого, – удивился Жора, – ты случаем не писатель?
- Нет, что ты, – застеснялся Пашка, – до писателя мне далеко, хотя не скрою, некоторые мысли на этот счет есть. Я в свое время учился на филологическом.
- Тебе на зону нужно – не пропадешь! Будешь там романы тискать.
- Как это?
- Ну, будешь по памяти книжки пересказывать, у тебя получится – умеешь ты складно калякать.
- Нет уж, лучше я буду их здесь, на свободе пересказывать. Как бы то ни было, давайте выпьем. Повторяю тост: за Победу и Справедливость!
Выпили. Поохали, высоко оценив низкое качество Мамедовской водки. Пашка счел свой тост слишком сложным для понимания гостей, и решил пояснить его суть.
- Я предложил выпить за справедливость потому, что слишком много вокруг нас лжи и обмана.
Спиртное делало свое дело – Пашкин язык развязался. Он рассказал, как пять лет назад записался добровольцем в Чечню, имея целью поправить свое материальное положение и помочь стране установить там конституционный порядок. С порядком не получилось – в первую же ночь подорвался на мине и потерял руку. Пока медики собирали тело «в кучу», умерла его мать-старушка, их квартиру, в которой до Чечни жил и Паша, ушлые чиновники продали в счет долгов за квартплату. Пашин патриотизм Родина оценила сполна: Моздокский госпиталь присвоил ему пожизненное звание инвалида, а Ростовский вокзал наградил титулом «Бывший Интеллигентный Человек» – в день возвращения здесь украли все его документы.
Во время Пашкиного рассказа у него в кармане зазвонил телефон – князек поинтересовался, как дела и пообещал подойти, поздравить с праздником.
- Сотовый? – Спросил Жора
- Нет, это трубка радиотелефона, берет на триста метров, когда я им нужен, они
звонят и я, как Сивка-Бурка – тут, как тут.
Жора взял телефон, оценил:
- Классная штука.
Выпили за классную штуку. Пашка продолжал:
- А мне и повоевать толком не пришлось – в первую же ночь на растяжку напоролся. Помню, очнулся, а рядом фиалки растут. Па-а-а-а-а-хнет, как в раю! Представляете, лежу с оторванной рукой и нюхаю фиалки…. Абсурд, кому скажи – не поверит.
Вася не согласился:
- Почему никто не поверит? Я, например, поверю, потому, как тоже люблю этот запах – моя Любаша в молодости «ночной фиалкой» духа?лась. Щас таких духов уж не делают – разучились. Я и цветки люблю: когда бичевал в пионерлагере, они там на клумбах росли. Бывало, выйду ночью, понюхаю, и аж дыхание в зобу останавливается – так хорошо они пахнут! Я тебя Пашенька вот что попрошу: когда я умру, ты посади мне на могиле пару веточек фиалок, ладно? У этого цветка душа бичевская: днем он страшненький, скукоженный весь, неприметный – это чтобы в глаза не шибко бросаться. А ночью – ночью он пахнет лучше любой розы. Вот так и бич – с виду чума чумой, а душа у него мож, как у той фиалки…. Так, что ты уж не забудь посадить, договорились?
Выпили за то, что договор дороже денег. Открыли третью бутылку и с Жориной подачи, два раза подряд выпили за то, что все менты козлы.
Вася, уже заметно пьяненький, проявил политическую зрелость и понимание момента:
- Раньше на всех углах кричали про ум, честь, и совесть! А я хочу спросить вас, где она эта совесть, если какой-то Мамед пытался сёдня обдурить меня аж на…. – Он замолчал в поисках подходящей цифры, не нашел и махнул рукой.
Пока Вася вспоминал сумму, на которую его пытался обдурить «Мамед», Жора вытащил у Пашки из кармана телефон. Вытащил без надобности, по привычке – «насунул» просто так, «по ходу пьесы».
Паша пропажу не заметил и попытался ответить Васе на его политический вопрос:
- Я думаю, честь России покоится во Франции на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. А совесть наша в настоящее время скупает особняки в Англии. В России остался лишь ум, а на нем, дядь Вась, далеко не уедешь. Здесь ум не нужен. Ни-ко-му.
Жора подпер подбородок ладонью:
- Слушаю я вас и думаю – чё-то мне эти пассажиры баки забивают: документы у них украли… бичевать им в западло… на какую-то совесть намекают…. А кто ж вам не дает пойти, и выписать себе новые документы? Вот, например, ты Сэр, говоришь, что медаль у тебя настоящая, так?
- Так.
- А почему ж ты по ней не восстановишь свои документы? Щас это сделать, что плюнуть – даже при раскопках по медали могут установить фамилию. А ты, – обратился он к Пашке, – сидишь и скулишь про справедливость. Ну и что, что руки нету? Главное – ты на свободе! У тебя есть друзья, знакомые, они что, не могут помочь тебе с паспортом? А то, разнылись тут… аж зло берет.
Вася осадил:
- Стоп, паря, стоп! Тебе хорошо рассуждать – твои документы в кармане. Ты думаешь, я не пробовал по медали доказать, что я Черкашин? Пробовал! Миллион раз пробовал! Меня военкомат дальше дежурки уже не пускает – я им говорю: вы сделайте по номеру медали запрос куда надо, пусть там подтвердят, что я действительно Черкашин. А они: а может, ты медаль эту нашел или украл? Я им: как же украл, если вот тут номер имеется, и по нему вы можете узнать, что хозяин этой медали я – Черкашин Василий Никифорович. А они: а откудова мы знаем, что ты и есть Черкашин? Я говорю: сделайте мне хотя бы пенсионную книжку – я по ней какую-никакую копейку получать смогу, все полегче будет. А они: мы, говорят, пенсиями не занимаемся. Иди, говорят, в совбес. А в совбесе требуют бумагу, что я Черкашин…. Я уж у военкомата просил адрес, думал сам запрос сделать – они говорят: у тебя ума не хватит бумагу составить. Чудно? получается: Родину защищать – ума хватило, а запрос написать – не хватит. Чудно?…. Я ходил, ходил, и плюнул на это дело, сказал: хрен с вами и с вашей пенсией.
Пашка был менее эмоционален:
- В принципе, документы у меня есть, восстановил. Я даже пенсию по
инвалидности получаю. Мне жить негде. А друзья…. Причем друзья? Их вины нет в том, что я без квартиры остался. К тому же, не они меня в Чечню посылали. А, ладно, наливай дядь Вась!
Вася попытался налить, но опрокинул бутылку и, пьяно улыбаясь, пояснил:
- На счастье!
Выпили за счастье. Жора подвел итог дискуссии:
- Нет, мужики: документы, пенсии, квартиры – всё это фуфло! Главное в жизни – свобода! Жалко, что это начинаешь понимать лишь за забором: когда тебя там всего за одну спичку, взятую без спроса, начинают опускать – вольтануться можно. Лично я туда больше не пойду: за свободу отдам не только документы, но и жизнь. Буду щипать и гуливанить пока за жабры не возьмут. А потом – пеньковый галстук на шею, вот и вся справедливость….
Выпили за свободу. Вася неожиданно вспомнил сумму, на которую его пытался обмануть Мамедов:
- Этот хач меня на сто рублей пытался обуть! Я его взял за грудки и говорю: я тебя пришибу! Усёк? Он аж затрёсся весь…. Жора не даст соврать….
Жора икнул и подтвердил:
- Правильно! Нехуй их поважать… обурели… ик….
Паша совсем неинтеллигентно – зубами, открыл четвертую бутылку. Налил и предложил:
- Давайте за Победу и за эту… как ее?
- За дай Бог не последнюю. – Подсказал Вася
- За справдл… за справедливость! – С трудом выговорил Пашка.
Свою рюмку Жора смог осилить лишь с третьего захода – не лезло. Объяснил:
- У меня желудок… посадил на зоне.
Вася сообщил фантастическую новость:
- Меня Мамед хотел сегодня на пятьсот рублей кинуть. – И, обращаясь к Жоре
предложил, – Давай напрягём его на штуку – поделим на двоих по пятьсот!
- Угу! – согласился Жора и закрыл глаза. Уснуть не успел – пришел князек.
Поздравил с праздником, каждому пожал руку и вручил по пятьдесят рублей. Объяснил:
- На опохмелку. У меня отец воевал.
В благодарственно-пьяном порыве Вася подарил ему свою находку – компьютерный диск. Князек удивился, но подарок принял.
***
Десятого, Вася Сэр проснулся в своем подвале от боли. Открыл глаза и удивился:
над ним стояли трое парней, один – в белых кроссовках, толкнул его ногой и приказал:
- Подъем!
Вася встал, протер глаза, одернул пиджак. Самый высокий хриплым
голосом спросил:
- Где диск, урод?
- Какой диск? – Не понял Вася.
- Который ты вчера возле мерса подобрал.
Вася порылся в карманах и признался:
- Не помню.
- Сейчас ты у меня вспомнишь! Я тебя урою, сученок.
Били Васю недолго: после первого удара он упал, после второго потерял сознание,
а после третьего увидел все происходящее сверху. Вася смотрел и удивлялся – какой он, оказывается, легкий и маленький. Его тельце, как тряпичный мячик, летало от ноги к ноге, от одного удара к другому, пока хриплый ни приказал:
- Хватит!
Тот, что в белых кроссовках, нагнулся к Васе, сорвал с пиджака медаль и рассмеялся:
- Лёха, прикинь, он нацепил типа медаль «За отвагу», гы-гы-гы…. Ты видал когда-нибудь отважного бичугана? Гы-гы-гы.
Васе Сэру стало душно, и он покинул подвал. На улице, у подъезда, стоял знакомый автомобиль с тремя семерками. За рулем сидела вчерашняя красавица и внимательно рассматривала ногти на своих ухоженных руках.
Вася проплыл мимо «ИЧП Мамедова», задержался у плаката с гигантской
пчелой и удивился – с близкого расстояния пчела походила на слона с крыльями.
На душе стало легко, похмельная боль прошла. Он поднялся к горизонту и оттуда смог рассмотреть своего друга Пашку, который одной рукой рубил дрова для господского мангала. Медленно пролетел над вокзалом и заметил, как Жора Жук вытаскивает кошелек из кармана очередного ротозея. Покружил над центром города – там жидкая стайка сморщенных ветеранов пришла похмелиться и столпилась у бутафорской полевой кухни в ожидании «боевых ста грамм». Наливал градоначальник. Лично! Профессиональным глазом Вася заметил, что мэр не доливает на палец. Сукин сын – подумал о нем Вася, поднялся выше и направился в сторону Ростова.
На окраине города, у Змиевской балки, его внимание привлекла музыка. Она исходила откуда-то снизу, такой музыки, от которой шевелились волосы, Василий никогда прежде не слышал. Он спустился ниже и увидел огромное скопление народа – здесь были тысячи, десятки тысяч человек. Живых. Все они пришли к мемориалу памяти. Почти каждый нес в руках цветок, люди бережно складывали их к подножию гранитных плит.
С высоты голубиного полета, Вася смог прочитать слова у входа в зал скорби. На черном мраморе сверкали золотые буквы:
«Помните! Через века, через года,
Помните! О тех, кто уже не придет никогда,
Помните! Не плачьте,
В горле сдержите стоны. Горькие стоны.
Памяти павших будьте достойны!»
Вася пролетел вдоль пилонов памяти и покинул мемориал. Он спешил к своим девочкам. Долго кружил над заросшим Нижнегниловским кладбищем, высматривая три холмика. Долго искал. Временами, какая-то неведомая сила тянула его назад, в подвал, но Василий сопротивлялся ей и искал, искал…. Искал, пока не услышал рядом родной и знакомый детский голос:
- Папа, мы здесь!
Он поднял голову и увидел своих девочек: они стояли метрах в пяти и улыбались.
Василий вздохнул долгим-долгим полувздохом-полустоном и направился к ним. Обнял жену, дочек и удивился – они пахли фиалками. От счастья и радости Василий закрыл глаза и заплакал….
Слезы текли по щекам, капали на грудь, от них намокла даже рубашка. Вася провел рукой по лицу и удивился – слезы обожгли руку холодом. Он открыл глаза и увидел парня в белых кроссовках – тот сидел рядом и лил на Васино лицо минеральную воду из бутылки. Точно такие бутылки Вася видел в ларьке у Мамедова. Хриплый голос, почти доброжелательным тоном спросил:
- Ну что, паскуда, вспомнил, где диск?
Вася снова закрыл глаза и на этот раз не увидел ничего – вокруг была темнота. Она
обволакивала тело плотной, липкой, кипящей и… бесконечной массой. Наткнувшись на Васино сознание, темнота на мгновение застыла, растворила сознание в себе и взорвалась миллиардами черных солнц. Затем все успокоилось, и темнота продолжила свой вечный путь к началу бесконечности – туда, где пахнут фиалки.
Воскресенье, 8 августа 2004 г.
© Copyright Отришко Н.А.
Написать комментарий
|
ПОЗДРАВЛЕНИЯ С НОВЫМ ГОДОМ
Фея вызывали (шестая дуэль)
Фея вызывали (шестая дуэль)
ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА (шестая дуэль)
ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА (шестая дуэль)
ПОЗДРАВЛЕНИЯ С НОВЫМ ГОДОМ
ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА (шестая дуэль)
ПОЗДРАВЛЕНИЯ С НОВЫМ ГОДОМ
Волшебник (шестая дуэль)
Фея вызывали (шестая дуэль)
ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА (шестая дуэль)
ПОЗДРАВЛЕНИЯ С НОВЫМ ГОДОМ
ПОБЕДИТЕЛЬНИЦА (шестая дуэль)
Рассказы 
16 час. назад
1 дн. назад
Комментарии
У самой, когда прохожу мимо бомжей, всегда двоякое чувство...с одной стороны думаю: как же можно так опуститься? А с другой, ведь за каждым бомжом стоит конкретная судьба, проблема, к которой возможно кто то оказался равнодушным. Как быстро может случай вышибить человека из привычной жизненной клеи. Вспомнилась пословица: "От беды и от сумы не зарекайся!"
А знаете еще о чем подумала?...О семье! Когда друг за друга, когда друг для друга. Вдвоем с близким всегда легче решать житейские проблемы.
Тока ща прочел Инкогнитский рассказ, и здесь почти тоже самое.
Я про прошлый расказ грубовато, пожалуй, сказал "не по шукшински". надо было бы написать, "чувствуются шукшинские мотивы". Глубинное знание жизни, понимание человеческих проблем и искреннее сочувствие им. Замечательние качества. Умение и желание изложить это "на бумаге"- ещё больше их делает замечательными.
Жаль, что пао привычке начинаешь вспоминать "писят лет стране- 1967 год, "ИЧП Мамедов" тада и по пьяни присниться не могло", потом понимаешь, что ни это- главное..
Отчего? Пьют на пару с админом по поводу выхода в печать его рассказа, за писательское мастерство и разумное руководство? Пора заканчивать предаваться- утро на дворе, про мажорную девку видео я уже видел, взяли бы лопаты, поменяли ия на чо-нибудь такое же, но с перламутровыми пуговицами, поговорили с людьми...)))))))))))
Всем здрассьте!
"Напиласяяяя я пьяяяянаааа, не дойду я до компаааааа..."
Цитирую кардан:
Кардан-чик, шо за наезды на админов?!!!))))
девку гламурную тебе уже поменяла на не выское, но все же искусство. Смотри и одухотворяйся)) )
Пить некада, ибо админам тоже на покушать деньги нужны, времена настали такие, трудные... не то, что даже в баню сходить))) Крыс вон пошел, так и не вернулся((( ты уж тут сам какнибудь продержись сегодня, завтра обещаю присоединиться. пока вон, с Коржавиным поговори.
правда, он больше любит сам с собою, но ты не обращай внимание, смело подключайся))) Андреич скоро подтянется.
Всех целоваю, С ПЯТНИЦЕЙ ТОВАРИЩИ!!!!! ура!!!!
убежала
Прогресс, блин!)))))))))
Спасибо, что украшаете наши страницы своими нетленками.
А чо рассказ 2004 года? Вы тогда начали его писать?
Вообще-то, этот текст был написан как глава к повести, но как раз на тот момент Сергей Алов - автор Опера Крюка, - объявил конкурс на тему чего-то там, не помню уже... И я отправил ему эту главу по старой дружбе)))
Потом, как это часто бывает, повесть легла под сукно, а глава так и болтается по сети как законченный рассказик. Я даже встречал этот текст на каком-то конкурсе про Афганскую войну, там его вешала некая девушка от своего имени - видать, ей тоже фиалки нравятся, - и ей даже премию какую-то там присудили... Да я не в обиде - пусть вешают....
А за отклики всем спасибо огромное, для меня ваще внимание - большая честь.
С уважением ко всем заглянувшим - автор
Образ Сэра, это больше собирательный образ или такой человек действительно жил или живёт? Мне интересно, потому что история так здорово написана, что практически не дает сомнений в реальности происшедшего.
А вот про что пишет Сергей Алов, я не знаю. Прошу сведующих людей ответить- надо ли знать, учитывая, что возраст у меня не детский, и на всякую байду времени всё меньше и меньше.
С удовольствием прочёл полемику. Читатели ставят перед автором действительно серьёзные глубокие вопросы, показывающий их заинтересованно сть в раскрытии образа героя, и дающие автору на будущее дельные советы по манере и содержанию его письма.
Очень понравились следующие высказывания уважаемых членов литкружка:
Цитирую korzhavin59:
Согласен с Вами стопудово! Безусловно, нехуй.
Цитирую korzhavin59:
Как же радует меня такая редкая сейчас вежливость и глубокое понимание ранимости авторской натуры.
Цитирую korzhavin59:
Автору наверняка будет приятна такая высокая оценка его творчества.
Замечательнейши е здесь люди. Приятно общаться!
Бывают такие исключительные случаи, и он пожалуй настал.
Ув. Кардан. Я приношу свои извинения за тов. Коржавина.
Ув. Автор. Я приношу свои извинения за тов. Коржавина.
И ... странно иногда наблюдать такие метаморфозы с человеческим сознанием.
Образ Сэра - собирательный, некоторые черты его характера и пристрастия позаимствованы у реальных людей, которых я знал или знаю, что-то - вымышленно. Например, фиалки - это стопроцентно авторское отношение к этим невзрачным цветкам... Ну а ребята в кроссовках – это вымышленные персонажи, ибо, как Вы понимаете, в нашей жизни таковых быть не может, вернее - не должно быть)))
to Мурлик Мур:
Полагаю, Коржавин может комментировать рассказик так, как ему хочется. Ну не понравился ему текст - бывает. Надеюсь, на просторах Лит Лайфа он найдет себе что-то по душе)))
Вы правы, не должно быть, но к сожалению они есть.
Спасибо, Николай Андреевич, за ответ! А ваши вымышленные штрижки придали рассказу, как это не странно звучит, реальности, сделали его "живым". Это умение и отличает настоящих авторов от таких неумёх, как я)))
Еще раз спасибо за рассказ!
Заглядывайте почаще к нам на сайт!)))
RSS лента комментариев этой записи