|
Автор: Мари Пяткина
ТАЙНА ЗА ПЛЕЧАМИ
апокалиптика, мистика
Не ждет, не ждет мой кучер нанятый,
Торопит ветер — господин.
Я принесла тебе для памяти
Еще подарочек один.
М. Цветаева
Утром Иден оттрепал Марти за ухо. Вообще почти ни за что, просто встал с левой ноги. Марти не сердился, только ухо распухло и грело голову, будто бы мало, что наверху, вместо солнца, кто-то повесил яростный, слепящий шар.
Говорят, раньше солнце было ласковым, и ещё иногда прямо с неба падала замёрзшая вода. Снег. Подолгу лежал и не таял. Врут, наверное.
Раскалённый воздух жёг гортань. Дорога изогнулась. Из-за корявой изъеденной скалы на мальчика налетел горячий ветер и швырнул в лицо пригоршню оранжевой пыли. Он чихнул и закашлялся, ладонью вытер пот с загорелой шеи.
– Зачем ты снова за мной пошёл? Сидел бы дома.
Справа от дороги, по длинной пунцовой дюне, брёл и гулко стучал в набат пустынный дух, невидимый и коварный. Заманивал. Марти боялся и старался не отставать от Идена, но тот шагал слишком быстро.
– Я с тобой, – сказал, задыхаясь, мальчик.
Мужчина пожал плечами, словно говоря: ну, раз хочешь, то иди, – и продолжал вышагивать. Марти смотрел на его линялый рюкзак и сумку с инструментами, на коротко остриженный затылок, выглядывающий из-под края шляпы с перекошенными полями. В ухе качалась широкая серьга. Мальчик не мог понять, как на самом деле Иден к нему относится. Чаще казалось, что с симпатией. Если бывал весел, то шутил и угощал водой с сиропом, но иногда Марти доставалась и оплеуха. Или как сегодня – за ухо.
«А всё равно со мной ему не так скучно, как одному» – утешил себе мальчик.
– Ты меня спас тогда, – сказал он. – Не будь тебя рядом, меня бы, наверное, убили.
– Глупости, – отмахнулся мужчина, – поколотили бы, и всё. Натерпишься со мной. Я не сахар.
Марти замолчал.
Он ходил за Иденом уже давно и побывал во многих местах, нигде подолгу не задерживаясь.
– Ты хороший, – сказал мальчик, наконец, и притронулся к горящему уху. – Ты очень умный…
Он так и не договорил, потому что заметил женщину.
Та сидела на развилке дороги, в коричневом песке, который ветром нанесло с барханов, в белоснежном плаще и капюшоне, опущенном до самого подбородка. Она казалась неподвижной, как старинная статуя из камня. Потом Марти увидел, что плечи её вздрагивают, а, подойдя ближе, услышал тихие всхлипы. Как они не заметили белую фигуру издали? Иден спокойно прошёл мимо женщины, даже не глянув, и чуть не наступил рыжим от пыли берцем на полу плаща. Мальчик остановился.
– Что с тобой? – спросил он осторожно. – Почему ты плачешь?
Женщина затихла, медленно подняла руку и оттянула капюшон.
Белое, белейшее, ангельски-красивое лицо с блестящими дорожками от слёз. Она была прекраснее тех девушек, нарисованных на картинке. И сестры. Марти как-то заходил к ней в гости, в публичный дом, где сестра работала, и удивился, как она изменилась и какой красавицей стала.
– Тебя кто-то обидел? – спросил он.
– Спаси меня! – сказала вдруг женщина, с восторгом, мольбой и желанием глядя на мальчика. Сумасшедшие, блестящие глаза.
Барабанная дробь пустынного духа смолкла, как по волшебству.
– Что? – поразился Марти, озираясь по сторонам.
Иден быстро шагал к городу – бетонному пятну на терракотовом плаще Пустыни.
– Спаси меня, – повторила женщина. – Ты можешь. Потому что у тебя есть тайна.
Марти снова воровато оглянулся.
– Как?
– Помоги войти в город.
И в этот момент мальчику показалось, что под капюшоном красавицы прячется второе лицо, словно в плаще не один человек, а два: друг за другом. Из-за шелковых прядей чёрных волос блеснул чей-то глаз.
Но, прежде чем Марти успел вскрикнуть или отшатнуться, две дряхлые, сморщенные руки выскользнули из капюшона по бокам лица. Будто играючи попытались закрыть женщине глаза: кто там? А затем крючковатые, с раздутыми костяшками пальцы вцепились в её щёки и уволокли туда, вовнутрь... Белый плащ бесформенной тряпкой упал в оранжевый песок.
Марти онемел от ужаса. Когда опомнился, поискал глазами Идена – а тот уже совсем маленьким стал, чуть больше мухи. Мальчик посмотрел на лежащую в пыли вещь. Хорошая, новая, из плотного атласа. Нарядная. Он быстро, с опаской провёл по ней пальцами – гладкая и нежная. Обычная ткань. Плащ не дёрнулся, за руку не схватил. На дороге валяется, никто не скажет, что Марти украл. Если найдётся хозяйка – он отдаст, скажет: возьмите. Но, скорее всего, женщина пропала насовсем. Значит, можно продать и заработать.
Продумав ключевые слова, мальчик схватил плащ в охапку, и бросился догонять Идена, взметая ногами яркие тучки пыли и на бегу запихивая находку в сумку.
Нельзя Идену одному! Он совсем беспомощный и заступиться за него кроме Марти некому. Ещё влезет в свару прямо у ворот, его опять прогонят, и придётся снова куда-нибудь идти. Даже не отдохнув и не умыв лицо.
– Чего ты там застрял, на повороте? – раздражённо спросил Иден, когда мальчик его догнал.
– С женщиной разговаривал, – чуть подумав, ответил тот.
– Перегрелся? Шапку носи. Никого на дороге не было.
Ничего, доберутся они до места, Марти покажет плащ.
***
Мирные периоды у Идена случались и даже бывали долгими. Они снимали комнатушку, раскладывали свои нехитрые пожитки и весело обустраивались. Марти быстро обживался на новом месте, заводил знакомых и находил себе занятие. Неприятностей у него самого почти никогда и не случалось, за редкими исключениями, но приходилось внимательно следить за Иденом.
Иногда мальчику удавалось сдержать друга уговорами. Ещё можно было повиснуть на руке и упросить не драться. Если громко просить и плакать, могло помочь. Марти не стеснялся хитрить: от этого выигрывало много людей. Тот, кто оставался некалеченным, Иден, да и сам Марти.
Но иногда совсем ничего не получалось сделать, тогда мальчик отходил в сторонку, стоял там вместе с зеваками и смотрел на драку, прикидывая, сколько времени им дадут, чтобы собрать вещи.
Трижды друга ненадолго сажали в тюрьму, тогда Марти приносил и просовывал через решётку еду и сигареты, если их удавалось достать. Чаще всего удавалось – он был смышлёным, изворотливым и умел почти всем нравиться.
– Так тебя ведь не гонят? – удивлялся Иден. – Остался бы где-нибудь. Пацан толковый, один не пропадёшь.
– Я с тобой, – упрямо повторял Марти.
***
Как только они взяли номер в мотеле на окраине, Иден ушёл. Сказал – прошвырнуться. Марти остался один.
Ветер задувал в окно рыжую пыль. Она лежала повсюду: на подоконнике, на полу, на серых покрывалах. Ничего, завтра Марти всё уберёт. Мальчик покопался в рюкзаке друга. Из еды оставалось несколько полосок вяленого черепашьего мяса и тюбик с белковой смесью внутри и белой курицей снаружи. «Курица – не птица, баба – не человек!» – с улыбкой говаривал Иден. Послевоенный ещё тюбик, но, Марти знал, вполне пригодный. Если он сможет найти достаточное количество воды, то выдавит туда смесь и сварит суп. Иден любил супы, он вообще был ужасным супоедом. Но воду просто так не раздобыть, как и хлеб. Можно подождать, пока вернётся Иден. Он, конечно, продаст кое-что из найденного в последний раз и принесёт еды, но мальчику не хотелось висеть на шее друга мёртвым грузом.
Марти спустился вниз. Там стояли древний диван и два продавленных пыльных кресла, кадка с пластмассовой, заросшей коричневой пылью пальмой, и за конторкой скучал лысый коричневый хозяин. Мальчик спросил, как идут дела, и нет ли работы – тот только плечами пожал. Ничего, бывало и такое.
Марти рассказал анекдот про песчаника и купцов, немного подождал и спросил, как вообще с работой в городе. Хозяин чуть добродушнее ответил, что как везде – плохо. Затем окинул мальчика взглядом, сказал, что тот может попроситься в бордель, и хмыкнул. Переднего зуба у мужчины не было.
Смех – это хорошо. Марти нравилось, когда люди смеются. Ему вообще люди нравились. Он скорчил рожицу и отрицательно покачал головой, затем подмигнул и спросил, где у них барахолка.
– Что у тебя на продажу? – оживился хозяин.
– Плащ. Совсем новый и белый, очень хороший от солнца.
– Краденый, конечно!
– Что вы, сударь? – обиделся Марти и даже губу поджал. – Сестра подарила на рубашку, а ей – богатый клиент. Она проститутка.
– Тоже честный хлеб, – кивнул головой хозяин. – Сколько хочешь?
– А сколько дадите?
Они принялись торговаться. Хозяин жадничал, а Марти бессовестно расхваливал чужую вещь и выторговывал по центу.
– Ну, вы, сударь, и скряга!
– А сам ты кто?
– А я еврей наполовину.
– Жулик. Я целиком антисемит. Что у тебя с ухом?
– Несчастный случай. Анекдот про раввина знаете?
Мужчина снова рассмеялся и поправил пояс с блестящей пряжкой.
– Жох! Неси, посмотрю товар.
Марти опрометью бросился в свой номер. Нехорошо, конечно, он поступает, продавая чужую вещь, но та женщина, наверное, погибла. Или померещилось всё от жары? В самом деле, сбыть поскорее, и делу конец.
Плащ выскользнул из дорожной сумки гладкий, словно и не лежал скомканным, улёгся на полу.
– Вставай, – сказал ему Марти с опаской. – Спасибо твоей хозяйке, у нас будет ужин!
Плащ не шевелился. Мальчик поднял его, встряхнул, сыпанув песком по полу, сложил рукав к рукаву, и, подпрыгивая, отправился вниз.
Хозяин гостиницы долго щупал отличную вещь, разглядывал швы – искал дефекты, чтобы цену сбить.
– Ну-ка, накинь на меня?
Марти накинул - вещь пришлась мужчине впору. В конце концов, они расстались, довольные друг другом.
«На ровном месте заработал денег и большую бутылку воды, – радовался мальчик, – а хозяин наверняка продаст плащ с выгодой…»
Вскоре в их комнате вовсю шипел примус, а в литровой жестяной кастрюльке весело булькал суп.
***
Поднявшийся ветер швырял в стекло песчинками. Привычно перекрикивались духи пустыни. Один по-мужски ругался: гудел, как потревоженный колокол, второй, словно сердитая женщина, бойко выстукивал ему ответ на невидимом барабане. Песчаный холмик с острым гребнем, за окном, на подоконнике, стал вечерним, тёмно-розовым, и в комнате стемнело. Пустыня ещё переливалась оттенками красного, но постепенно гасла вслед за небом – готовилась к ночи. Наконец, только на гребнях дальних дюн остались мазки багрянца. Где-то там, в темноте, за чертой города, под бой набата духа, с шорохом рассекают песок хорхои, и Пустыня потрескивает в кольцах алых панцирей.
– Вкусно, – сказал Иден. – А ты чего не ешь?
– Я уже ел, – соврал Марти. – Бери ещё.
Сытый Иден бывал удивительно милым и рассказывал всякие штуки. Однажды, во время долгой песчаной бури, научил читать, причём не сердился, если Марти бывал непонятлив.
– А ты когда-то видел Червя смерти? – спросил мальчик. – Хорхоя?
– Никогда, – с улыбкой ответил Иден. – Но я знал человека, который, якобы, видел. Один мерзавец назвался кладоискателем. Отправился раскапывать старый город с двумя неплохими парнями, а вернулся в одиночестве. На вопрос, где его товарищи, ответил, что их убил хорхой. Выскочил с шипением из-под земли, огромный, не менее двух метров длиной, и оба тут же упали в конвульсиях. А его самого от неминуемой смерти спасла лишь резиновая подошва сапог. Он принёс тогда много товара – оружие, хорошие вещи, даже спиртное. Думаю, не захотел делиться с друзьями барышом. Вскоре он подчистую проигрался, потом ограбил и перебил сразу две семьи. Его заморили безводьем в тюрьме.
– Значит, хорхоя нет? – недоверчиво уточнил Марти.
– Конечно, нет.
Иногда Иден осмеивал и рушил кусочки мира. Это было неприятно и бесполезно. Например, зачем Марти знать, что красный, розовый, багровый, оранжевый и коричневый песок не потому, что Пустыня впитала кровь сотни тысяч людей, когда упала звезда, а просто в нем содержится какое-то железо? Причём такое маленькое, что рассмотреть ни разу не получилось, а расспросить подробнее он стеснялся.
Или что нет поющих пустынных духов, сбивающих с дороги усталого путника? Когда Марти узнал, что кричит и гремит всё тот же песок – даже плакал, так огорчился. И, если честно, не поверил. Потому что, если шумят «акустические колебания в результате движения слоев песка», кто тогда уводит людей с пути, чтобы уморить жаждой?
Любимые мифы лучше держать при себе.
Да и многое другое.
Т-с-с-с.
Мальчик вздохнул и заглянул в кастрюльку – там оставалось ещё вполне прилично еды, больше и не надо.
– Значит, всё в Пустыне можно объяснить самыми простыми вещами? – зачем-то спросил Марти потом, лёжа в своей кровати и кутаясь в ватное одеяло. Иден задумался.
– Практически, всё. Или почти. Но иногда всё же случаются странные вещи...
– Да, это точно, – пробормотал Марти. – Их можно удачно продать.
– Что?
– Спи.
По ночам Иден храпел, и всегда по-разному. Марти даже проследил, как меняется характер звуков в зависимости от настроения друга. Иногда храп получался сердитым, словно тот и во сне с кем-то ссорился, а иногда таким весёлым, с присвистом, словно на улице ещё не жарко, но уже и не холодно, песок почти до самого горизонта карминный, а ты идёшь за водой к источнику и баклажками машешь. Сегодня Иден быстро уснул и теперь храпел обстоятельно и мерно: урр-бум-бум. Как пустынный дух-барабанщик. Значит, был настроен миролюбиво и серьёзно. Марти немного послушал, как тот бумкает, и медленно отъехал в сон. Прекрасная женщина в белом плаще стояла на изъеденной песком и ветром древней стене, у её ног бесконечно тёк песок. В нём копошились, извиваясь, тысячи алых хорхоев: кольца червей блестели под ласковым солнцем.
***
Спал мальчик крепко и проснулся, когда хлопнула дверь – Иден ушел. Он испуганно подхватился, правда, сразу немного успокоился – рюкзак его друга оставался на месте. Это ничего не значило, всё равно нужно идти следом! Марти натянул свитер и шапку, стал поспешно обуваться, и тут заметил ЭТО.
На полу, посреди комнаты, лежал белый атласный плащ.
Сжимая гладкую ткань в руках, Марти скатился по лестнице. Если хозяин мотеля вернул покупку, значит, чем-то недоволен? Начинать жить в новом городе с недоразумения не хотелось.
Внизу, за конторкой, никого не было.
– Сударь? – позвал мальчик.
Никто не ответил. В оконные щели нанесло кровавого песка. Он небольшими дюнами лежал на полу, никто его не убирал.
– Хозяин?! – крикнул Марти, приоткрыв дверь подсобки.
Что-то зашуршало и бросилось прочь. Мальчик испуганно отпрыгнул всего лишь от красной песчаной ящерки.
Под перекошенной от жары конторкой виднелся башмак. Марти осторожно заглянул туда и замер. Из добротной одежды, перехваченной ремнём с блестящей пряжкой, торчали иссушенные сучья рук, тянулись вперед, словно в попытке уцепиться за что-нибудь. Черная кожа туго обтягивала костяшки пальцев. Над воротником широко, жизнерадостно скалилась ухмылочкой усохшая, мумифицированная голова – ёрничала. Правый верхний зуб у мумии отсутствовал.
Мертвецов Марти не боялся. Гораздо страшнее были младенцы – они требовали ухода и часто умирали. Однажды он видел безумную мать, сжимающую крохотное мёртвое тельце. Это было ужасно. А теперь глядел на мумию и пятился, пока не упёрся в стену спиной. Там постоял, переводя дыхание. Через некоторое время стал соображать, что происходит, и только тогда заметил, что по-прежнему держит плащ в руке.
– А-а!!!
Вещь полетела в дальний угол, словно живое существо, воздушное и лёгкое. Птица. Мальчик зажмурился и стал слушать грохот сердца.
Говорят, раньше землю населяло много летающих и прочих, самых разных созданий. Иногда казалось, что врут безжалостно, и это «раньше» – просто выдумки. Кто-то жестокий испокон века вешал раскалённое солнце над ободранной Пустыней, больной Червями Смерти. Потому что в его жизни ничего больше и не было. Умрёт Марти – весь мир умрёт, ничего не останется. Если глаз не открывать – то и сейчас мира нет. Но, даже если не спрашивать, по каким причинам в мире Марти внезапно не стало хозяина мотеля… Как за ночь, словно за год, мог иссохнуть целый большой человек?!
– Может, съел что-то не то? – подсказал мелодичный голос.
За окном несвязно простонал, оплакивая Марти, пустынный дух, и тут же рассмеялся.
Мальчик обречённо открыл глаза.
Женщина сидела в кресле и улыбалась бледно-розовыми губами, прекрасная и нежная.
– Кто ты? – спросил Марти тихо.
– Кто скажешь. Не бойся. Я не причиню тебе зла – ведь мне не попасть было в город без помощи...
– Чего ты хочешь?
– Воды, – ответила она так искренне и просто, что Марти поверил и даже сделал движение вперед: заглянуть в подсобку, откуда хозяин доставал бидон. Напоить её – и весь кошмар исчезнет…
Женщина встала быстро и плавно, словно перетекла, и рассмеялась. Во рту блеснули длинные и редкие пластины зубов. Лицо тут же потеряло любую привлекательность.
– Не трудись. Пусть та вода останется тебе.
– Чего ты хочешь?! – не выдержал Марти.
– Хочу попасть к источнику. Продай меня ещё раз. Да проси высокую цену.
– Нет. Не продам.
– О-о, дитя! – укоризненно сказала женщина. – Не ты продашь, так кто-нибудь ещё, ведь ткань хороша, не так ли? Потом, себя не жаль – подумай о товарище…
Она оправила капюшон и внезапно изменилась: стала совершенно юной и ужасно похожей на кого-то. Марти даже рот открыл. Перед ним, с чисто-вымытым и обескровленным лицом, стоял он сам! Смотрел с недобрым любопытством. Прядь белокурых волос прилипла к голой шее.
Зашуршал под ногами песок за дверью – кто-то шел.
Лже-Марти прижал к бледным губам белый палец – тс-с-с! И медленно опустил капюшон до самого подбородка.
Плащ прошелестел на пол.
– Хватит! – шепнул ему мальчик, старательно увязывая плащ в тугой комок и пряча в сумку. – Фигули на рогули.
Дверь жалобно скрипнула, открываясь.
– Ты, что ли, Марти? – спросил усатый мужик в красно-коричневой камуфляжной куртке. – Там твой приятель проштрафился. Передай ему одеяло. И дай-ка мне пару сигарет за то, что сказал.
Пустой мотель скрипит половицами. Может, мёртвый хозяин вышел из кладовки, в которую его постоялец за ноги отволок? Проверяет, незакопанный, потушен ли свет, спят ли добрые гости, что продают чудесные вещи... Марти не спит – мёрзнет под своим одеялом и думает. Как потревоженные ящерки, мечутся в темноте его мысли, шуршат песком вокруг Идена, бьются в сухие стенки комнаты и, устав, беспомощно умирают.
Вчера его не пустили к другу, такого ещё не было. Видно, сильно Иден навредил. Забрали фляжку с водой, передадут или нет? Говорить не захотели, сколько Марти ни пытался. Впрочем, он сильно не навязывался – нельзя раздражать стражу. Лучше что-нибудь придумать.
Он походил по городу, поболтал в очереди у колодца – вода была не особо дорогой. Потом рассмотрел все дома в округе и безошибочно определил лучший, самый богатый. Наверняка, с особым источником – во дворе росли настоящие живые деревья. Высокие, по метру и более. С корой, с зелёными листьями. И гуляло громкое животное – собака. Большая, лохматая, с розовым языком. Попробуй, прокорми такую дорогую тварь. Это тебе не змею, не ящерку держать. Такое только хозяин источника позволить и может… В одном городе Марти видел у хозяина зверя-козу с рогами и жалобным голосом… Если жалобно просить, наверняка ему разрешат навещать Идена. Правда, снова подумают, что они гомосексуалисты. Плевать. А вот на подарок ничего толкового у Марти и нет. Разве что, взять компас? Как бы Иден потом не рассердился.
Когда солнечные лучи разогнали последние ночные шорохи, он по-барски дважды плеснул в лицо водой, найденной в кладовке в большом бидоне, растёрся до красноты полотенцем, пригладил щёткой выгоревшие волосы и отправился хлопотать.
***
Кафель под ногами был снежно-белым и прохладным. И здесь, внутри, в больших горшках тоже росли зелёные растения. Марти впервые в жизни наблюдал такую сумасшедшую роскошь.
– Никаких передач, – хрипло сказали из бассейна. – Пусть с неделю мочу попьет, может, научится вежливости.
Бурлящая вода плеснулась, оттуда поднялись полные, рыхлые женские плечи, затем – необъятная, поистине жуткая грудь, белая, в синих прожилках вен. Хозяин источника и, соответственно, города, оказался хозяйкой. Марти как завороженный смотрел в пузырящийся бассейн. Оттуда выглядывала верхняя часть огромной бабы, которая совершенно не стеснялась ни его, ни собственного безобразия. Сколько драгоценной воды тратилось на одно разбухшее тело! Марти добросовестно попытался перевести взгляд на лицо женщины или, хотя бы, на жидкие кудряшки невинного лёгкого пуха у неё на голове, но глаза сами по себе, непроизвольно тянулись вниз. Хозяйка поймала его взгляд и рассмеялась неожиданно звонким смехом, показывая белые и ровные плотные зубы, словно заявляла о своей готовности съесть много вкусных мальчиков.
– Что у тебя с ухом? – спросила она, улыбаясь. Тёмные блестящие глаза так весело глядели, словно и не эта женщина обрекала его друга на недельную жажду.
– Несчастный случай, – ответил Марти и улыбнулся в ответ.
– Поставь и выйди.
Последние слова относились к высокому лакею в трусах в обтяжку, с полным подносом всякой всячины в руках. Марти даже и названия всех продуктов не знал. Но на бутылке в центре было написано – Brandy Metaxa.
Парень искоса зыркнул, громко поставил еду и вышел.
– Потри мне плечи, – сказала хозяйка.
Давясь брезгливым любопытством, Марти взялся массажировать мягкую и мокрую бабью кожу.
– Ты педик?
– Нет.
– Кто тебе этот скандалист?
– Друг.
– Врёшь, поди.
Марти промолчал.
– Достал меня твой друг, – продолжала хозяйка. – В четвёртый раз у нас разводит свару. Вечно народ перемутит… И гнать – не помогает. Скормить его свинье, что ли?.. – с паузами говорила она молчащему мальчику. – Нормально разминай! Чего такие руки слабые? Оставайся, откормлю…
– Вы бы приходить разрешили к нему, – вкрадчиво заметил Марти.
– Нет уж! Как сказала, так и будет.
– Вы своему слову хозяйка, – вздохнул мальчик. – Может, передумаете?
– Я всему здесь хозяйка!
Она вдруг подняла полную руку и всей ладонью пребольно ущипнула его за бедро. В голове всё помутилось от обиды за себя, за Идена, даже глаза запекло от подступивших слёз.
Она встала, предплечьями придерживая у пояса вымя. Вода хлынула с могучего тела водопадами.
– Халат подай!
Как у него в руках оказался плащ, Марти так потом вспомнить и не смог. Просто вдруг ощутил пальцами шелковистость ткани, затем увидел полные хозяйкины плечи, облаченные в белый атлас.
А затем хозяйка дёрнулась, вскинула руки к лицу и застонала глухо, в нос. Затряслась мелкой дрожью, словно ей вдруг стало холодно после ванны. Вздрагивая и приседая, странно пружиня на столбах огромных ног, она медленно повернулась к Марти. Выпученные глаза с красными прожилками сосудов сочились ужасом, пот градом катился со щек и лба. А распахнутый в немом крике рот крепко зажимали две тёмные и узловатые старушечьи руки, вылезшие из капюшона по бокам лица.
Марти ахнул, вцепился в прилипшую к её бедру полу плаща и потянул на себя. Хозяйка утробно взвыла, мальчик посильнее рванул, и пола, наконец, с треском оторвалась. Ткань больше не была белой – у неё появилась алая, как полуденная дюна подкладка, высыхающая на глазах. Марти отдёрнул и судорожно вытер о штаны виноватые руки.
Несчастная хозяйка источника упала на белый холодный кафель, истекая водой, на глазах чернела и высыхала.
Плащ питался.
Дорого бы Марти заплатил, чтоб вернуться на рыжую от пыли дорогу и равнодушно пройти мимо плачущей женщины с нежным ангельским лицом. Что бы ты не сделал – прошлого не вернуть. Если неудачно укоротил одежду, можно доточить или довязать. А если привёл с собой демона?
Белая ткань стекла с иссохшего, похожего на корягу трупа и скользнула в бассейн. Вода закипела, забулькала, хрипло задышала, как умирающий человек, и стала исчезать. Вместе с нею исчез и плащ – стёк в слив.
Марти немного посидел на корточках, закрыв лицо руками и раскачиваясь, потом вздохнул и накрыл небольшую мумию большим голубым полотенцем. Вовремя. Дверь распахнулась.
– Где хозяйка? – страшно закричал на мальчика незнакомый бородатый человек.
– Не знаю, – пожал плечами Марти и подобрался. Бить будут…
– Вода ушла! Источник высох!
Человек грязно выругался, хлопнул дверью и загрохотал ногами куда-то вглубь дома.
Кто-то громко закричал на улице. Марти поглядел на поднос, на покрытое полотенцем тело и принялся быстро заворачивать в салфетки и рассовывать по карманам еду: белый сладкий хлеб, что-то мясное, орехи и сладости. Немного подумал и бренди тоже захватил.
***
Гудит колоколами монастырь, погребённый в пучине песков – предрекает бурю. Всё громче тянет ветер заунывную похоронную песню, занося песком покинутый людьми, безводный город. Говорят, раньше в городах жило так много людей, что не все и знакомы между собой были. Как такое возможно? Ерунда.
Клочок старой жёлтой бумаги пронёсся пыльной улицей. Ни фонаря, ни окна не светилось. Только в старом мотеле на окраине слабо дрожал огонёк керосиновой лампы.
Что поделать, пришлось Марти всё как есть рассказывать, теперь он ждал плохого и боялся.
– Что у тебя с ухом?
– Ты сам третьего дня и дёрнул. Там хрустнуло…
– Сердишься?
– Я никогда на тебя не сержусь.
– Помнишь историю о человеке, который видел хорхоя? – внимательно разглядывая Марти, спросил Иден. Пляшущий свет керосиновой лампы выхватывал из темноты то загорелое его лицо с прямым носом и капризными пухлыми губами, то блестящую широкую серьгу в мочке уха.
– Я всегда помню всё, что ты мне рассказываешь, – тихо ответил Марти.
– Среди вещей, принесённых им в город, был белый плащ из отличной плотной ткани. Что может лучше спрятать от палящего солнца, верно?
Мальчик молчал. Слова Идена пахли бренди, но пьяным он не казался…
– Только вот что странно – каждый, кто надевал этот плащ, таинственно погибал. Превращался в высохшую мумию. А вскоре погиб и сам город – в нём пересох источник. Словно ночью перекрыли кран. Жители разбрелись, кто куда. Дюны погребли останки поселения. Кто-то с собой, наверное, и плащ прихватил, потому что через некоторое время ещё один источник, а также город, умер...
– А как ты это объясняешь? Всему должно быть простое объяснение, – быстро сказал Марти.
– Никак, – покачал головой Иден. – Может, просто совпадение. А может, в самом деле живут в Пустыне духи, которые ненавидят людей. И не дыхание тобола эта музыка песков, а песни их ненависти.
– Наверное, они не людей не любят, а просто так получается, – быстро сказал Марти. – Это как черепашьи яйца собираешь. Такая жадность! Уже полное ведерко набрал, в карманы и за пазуху, и знаешь, что не съешь много, но вот ещё холмик. Вдруг под ним кладка? И снова копаешься...
– По слухам, – продолжил Иден, – привести духа в город может только человек, который выдаёт себя за кого-то другого... Как тот мерзавец, что притворялся археологом.
Во рту у Марти уже давно стоял противный ком с привкусом железа, который никак не глотался. Даже выпив воды, не получалось от него избавиться.
– Ты краденый принц, мой мальчик? – ухмыльнулся Иден. – Или пришелец?
– Я не мальчик, – тихо сказал Марти.
Ком из горла пропал. Просто стало очень грустно. Теперь Иден точно уйдёт один, бросит. Натужно гудели вдали дюны, да коротко поскрипывали половицы старого мотеля – хозяин всё ходил из комнаты в комнату. Иден молчал.
– И всё? – наконец, разочарованно уточнил он. Видимо, ожидал чего-то большего.
– Прости, так вышло, – страдая, протянула Марти, – А что мне было делать? Идти в бордель, как сестра? Вообще, не хочу быть женщиной…
– Даже мне не сказала. Ведь тогда ничего бы и не случилось.
– И где бы ты сейчас был? К тому же, столько раз я слышала, что курица не птица, а баба не человек…
Что-то прошуршало, дробно затопало и замерло у стены. Марти вскочила, подхватив лампу, испуганно осмотрелась.
– Ящерка, – успокоил Иден, прикладываясь к бутылке.
– Плащ однажды ко мне вернулся… – шепнула она, присаживаясь.
– Больше не вернётся, – сказал Иден. – Станет искать человека, который выдаёт себя за другого.
Потом подошёл, взял Марти рукой за голову, надавил пальцами и повернул. «А может, и не бросит…» Она задержала дыхание и приготовилась терпеть, но ничего плохого не случилось. Иден просто смотрел, морщась, как от зубной боли, и легонько поворачивал из стороны в сторону, потом вздохнул и убрал руку. «Не захотел. Значит, бросит…»
– Спи, – сказал он, возвращаясь на место. – Завтра рано выходить, если буря уляжется.
– Куда пойдём?
– Есть одно место, там хочу побывать…
Ветер снаружи усилился; духи заголосили, зарыдали о погибшем городе. В темноте блеснула и булькнула бутылка – это Иден поднял руку и отхлебнул. Марти натянула на голову одеяло и зажмурилась. Плохо то, что тайна потерялась, или хорошо? Где-то там, в песчаных вихрях, переговариваясь между собой, трещат электрическими зарядами смертельно опасные хорхои и сидит на повороте дороги печальный бледный ребёнок в снежно-белом плаще. Ждёт кого-нибудь с тайной.
|
НЕОБЫЧНЫЙ ТЕАТР
Её никто никогда не любил.
Бутоном редкого цветка...
Её никто никогда не любил.
Её никто никогда не любил.
НЕОБЫЧНЫЙ ТЕАТР
НЕОБЫЧНЫЙ ТЕАТР
Ходит наша бабушка
Её никто никогда не любил.
Её никто никогда не любил.
Собрание в дачном кооперативе
Неделя
Неделя
SOS!!!!
SOS!!!!
SOS!!!!
С ПРАЗДНИКОМ ПАСХИ!!!
Листья травы
Рассказы 
18 час. назад
2 дн. назад
5 дн. назад
