Автор: Мари Пяткина
Ириша, дед и Апина (14 тыс) рассказ
Музыку Ириша услышала, едва приоткрыв тяжелую железную дверь подъезда. Песня гремела басами в пустом коридоре, билась о панели и лихо прыгала по ступенькам. «Ой, Лёх, Лёха! - пела Алёна Апина, - Мне без тебя так плохо…» Ирише тоже стало привычно плохо, и она запрыгала, стараясь чем побыстрее подняться на третий этаж. Но было поздно. Её пасли. Коричневая ободранная дверь напротив входа распахнулась и появилась баба Нина, в оренбургском платке крест-накрест поверх линялого халата, со старательно подведенными злющими глазёнками, с тонкой полоской ярко-розовых губ на негодующем лице.
- Я на тебя заявление напишу, - кривя розовый рот, сказала баба Нина. Во рту сердито блестели от слюны идеально-ровные вставные зубы. – Пусть милиция разбирается, что с тобой делать!
- Добрый вечер! – фальшиво улыбаясь, ответила Ириша и занесла ногу через две ступеньки.
- Шляешься где попало! Не можешь смотреть как следует - сдай туда, где смогут! – заорала баба Нина.
Ириша, не отругиваясь, убегала.
- Жить никому не даете! Покою нет от вас! Прямая дорога ему – в дурдом, тебе – в тюрьму! – разрывалась бабка, перекрикивая музыку.
- Дура старая, тебе в дурдом дорога… - пробормотала Ириша, поворачивая ключ в замке, распахнула дверь и влетела в дискотеку.
Единственный Иришин родственник, глухой склерозный дед Игнат, танцевал посреди комнаты. Медленно, по-стариковски, притопывал ногами, прихлопывал руками и тряс головой. На столе перед ним весело и бодро верещал Апиной старый, но вполне себе живой касетник. Не разуваясь, Ириша подскочила к «Маяку» и выключила звук.
- Дед! – крикнула она. – Я вышвырну к чёртовой матери эту Апину!
- Ой, Аринушка пришла, - обрадовался виноватый дед, останавливаясь, и заискивающе улыбнулся.
Самой Ирише ни дед, ни музыка не мешали, но соседи негодовали регулярно. Отставной майор, живущий за стенкой, даже угрожал старику телесной расправой. Обычно Ириша открывала двери и на пороге просила прощения у раздраженных сограждан, но однажды майор отпихнул её в сторону и, как пуля из Макарова, просвистел прямо в комнату деда. После его визита тот целый день Апину не слушал - боялся, а потом забыл, и снова стал включать на полную громкость. Когда Ира была дома, ей удавалось увлечь деда чем-нибудь ещё, например хозяйством: дать ему фасоль лущить или ложки натирать. Но стоило лишь переступить порог квартиры, на работу отправиться, или с подругами гулять, касетник немедленно взрывался воплями на весь подъезд. С помощью собственного плеера и наушников Ириша добросовестно попыталась приучить старика к нанотехнологиям, чтобы волки были сыты и овцы целы, но тот немедленно порвал наушники, а плеер положил от греха подальше, а куда - забыл.
Где Ириша ни прятала кассету с Апиной – дед всегда находил, словно обладал особенной апочной чуйкой. Однажды, обозлившись, девушка вынесла «Маяк» в сарай. На улицу дед Игнат не выходил, электронику свою отыскать не смог и так огорчился, что немедленно отомстил воспалением лёгких, чуть Богу душу не отдал. Ириша смирилась и вернула старику его любовь и радость - музыку.
А когда-то этой радостью была сама Ириша. Когда погибли родители. Деду предложили воспитывать Иришу в хорошем, показательном интернате, а домой забирать на выходные. Дед покрыл трехэтажным матом хороший интернат и научился заплетать косички, потому что барышням не годится стричься.
Ириша училась старательно, ходила чистая, ухоженная. Посторонний человек не догадался бы, что девчонка – круглая сирота. Дом у деда блестел чистотой, а еда готовилась простая, но вкусная и много. Потом была учеба в техникуме, красный диплом и попытка поступить в универ.
А потом дед Игнат стал странным. Начал оставлять на плите чайник, забывать слить воду и громко слушать одну и ту же музыку. Променял свою Иришку на Алёну Апину - грустно шутила девушка.
Невропатолог с жалостью поглядел, как дрожат у растерянной Ириши губы, и прописал таблетки, которые, впрочем, помогали мало. Газ и воду Ириша научилась перекрывать, но с музыкой бороться не получалось, оставалось терпеть.
К счастью, большая часть соседей относилась к дедовой причуде с пониманием, чего нельзя было сказать о родне.
- Оформи его в дом престарелых, - на полном серьёзе посоветовала как-то раз родная тётка, сестра покойного отца. – Тебе же мука тяжкая. Ни парня домой привести, ни самой толком выбраться. А годы-то девичьи, тю-тю, бегут как водичка. Пенсия у маразматика хорошая, его возьмут.
- Тёть Оль, - ответила Ириша спокойно, - как вы думаете, сдаст вас Катя в богадельню, или досмотрит?
Она прекрасно знала, что двоюродная сестрица ни во что не ставит мать и даже посуды дома не моет – ногти бережет. Советы родни иссякли, как небольшой деревенский колодец жарким летом. Дедушка был любимым, он, попросту, БЫЛ.
Однажды, сырым душистым вечером, Ириша пробилась сквозь привычную музыку, к счастью, не встретив никого из соседей, открыла дверь и зашла домой.
Дед Игнат лежал на полу, под орущим магнитофоном. У заострившегося носа ползало несколько фруктовых мушек, дрозофил; дед широко улыбался, показывая голые десны, спокойный и довольный.
Ириша села рядом с ним, взяла за руки, которые не хотели гнуться и складываться на груди. И глаза никак не закрывались, даже когда девушка подышала на них, чтобы согреть.
Между Иришей и Вечностью никого не осталось.
- Золотой был человек, - говорила на поминках соседка, баба Нина. – Золотой!
- Но как болел долго, - вздохнула тётка Ольга. – Измучил Ирочку.
- Мне дед не мешал, - угрюмо ответила Ириша, ковыряясь вилкой в традиционной гороховой каше.
Кусок в горло не лез ещё долго после похорон, почти неделю. За дедом Ириша не плакала, просто отупела, оглохла внутренне и плохо понимала, что делает. Вместо того, чтобы выбросить вещи старика, аккуратно развесила в шкафу. Только синего костюма не хватало, в котором его закопали. Тапочки поставила в прихожей – дед придет, обует, чтобы старые ноги не мёрзли. Дважды негромко включала Алёну Апину, ведь мертвые девять дней остаются дома - пусть порадуется. Потом пугалась, понимала, что делает глупости, и выключала. Дед не приходил, в зеркалах не отражался, совсем забыл Иришу.
Ещё беспокоило огромное количество лишнего времени, непонятно было, зачем оно, куда его девать и чем заниматься, но постепенно Ириша успокоилась и кое-как приноровилась.
На сороковый день она отпросилась с работы, утром отнесла панихиду в церковь, съездила на кладбище, а дома устроила поминки в компании бутылки сухого вина. Затем с туманной головой покрутилась по квартире и улеглась вздремнуть.
Вот тут к ней дед Игнат и явился, впервые со дня смерти. Он прекрасно выглядел и, вероятно, хорошо себя чувствовал.
- Дедушка! – обрадовалась во сне Ириша. - Привет! Как ты там? Как дела?
- Дела у меня хорошо, – ответил дед. – Всем доволен, только одно плохо.
- Что?
- Музыки нету.
И дед печально поджал губу.
- Чем же я могу помочь? – огорчилась Ириша.
- Передай мне кассету Алёны Апиной, - серьёзно ответил дед.
- Как я передам?!
- С Колей Перегудой, нашим родственником. Он сегодня едет. Те Перегуды, что в Новоград-Волынском.
И дед пропал, а Ириша подскочила на кровати, как ужаленная.
«Это черт знает, что такое», - мысль мелькнула, и тут же исчезла, как таракан.
В жизни всякое бывает, нужно разузнать. Не раздумывая, Ириша бросилась к телефону и позвонила тётке.
- Тёть Оль, у вас нет номера тех Перегудов, что в Новоград-Волынске?
- А зачем тебе? – удивилась тётка. – Десятая вода на киселе.
- Дед снился, просил ему кассету с музыкой передать. Так номер есть?
Тётка замолчала, размышляя, сбрендила Ириша или нет. Затем пришла к какому-то знаменателю, вероятно, вспомнила, что просьбы мёртвых игнорировать не принято. Даже самые нелепые. Долго рылась в записной книжке и, наконец, нашла нужный номер.
- Здравствуйте, это Ира из Бердичева! – выпалила в трубку девушка.
- Э-э-э… Да, помню, Ирочка. А у нас такое горе. Дядя Коля умер. Сегодня и хороним.
- Во сколько похороны?
- В два часа.
Настенные старые, послевоенные часы с поломанной кукушкой показывали час.
- Я приеду.
- Да не успеешь ведь!
- Успею.
Если надо что-то сделать – перекрестись, и валяй. Самое главное в процессе делания - ни о чем не думать. Конечно, если ты не гений аналитики. Разум нормального человека тормозит и сомневается, он слишком плохой помощник, слабый и ненадежный, способный ошибиться и напрочь запутать хозяина в вариантах. Но если его намеренно отключить красной кнопкой, загорится зеленая – интуиции.
На такси денег не хватало. Брать взаймы у тётки Ира не хотела: та и на похороны дала со скрипучим выражением лица. На автобусы с пересадками не осталось времени – дед Игнат заказал свою музыку поздно. Оставалось колечко с розовым топазом - подарок на восемнадцатилетние. Но ломбард, по сиротскому везению, оказался закрыт.
Ириша бросилась на ближайшую стоянку такси, подошла к водилам, попивающим кофеек у автомата, и, захлёбываясь словами, изложила свою историю. Потом достала из кармана старую кассету и предъявила в качестве доказательства. Таксисты сперва приняли Иришу за клиентку и обрадовались, затем стали странно посматривать, а в конце задумались.
- Брехня, - сказал, наконец, водитель с унылым и длинным лицом, которое в народе называют постной рожей, - Наш батюшка каже, шо мертвым ничого не треба, крим молитвы.
- Брехню и каже, - возразил второй, чернявый и подвижный, - У меня племяшка померла от менингита, три мисяци не було. Сестра малу в плаття вбрала, а фаты на голивку не стала чипляти, тому що немовля. И схоронила. И що? Сниться ей мала и плаче: за що ты, мама, мени таку обиду зробила? Чому веночка и фаты не дала? Так сестра купляла и передавала. Добре, що суседка як раз инсультом померла, так в гроб вложили.
Таксисты снова задумались. От нетерпения Ириша даже приплясывать на месте начала.
- Во сколько похороны? – уточнил третий, самый молодой, с симпатичным открытым лицом, открывая Ирише двери «Вольво». – Садись.
- Наверное, первый подъезд. Как раз люди с венками выходят. Значит, сейчас и гроб вынесут.
Таксист искоса глянул на Иришу, которая вертелась как на иголках, дожидаясь, пока машина остановится. Затем, не глядя, сунула ему в руки мятые денежные знаки и выскочила.
- Вот блин!
Он покачал головой, глядя, как Ириша влетела в подъезд, на ходу вынимая кассету с Алёной Апиной.
- Вот блин! – повторил таксист.
Среди денег лежало махонькое золотое колечко с топазиком. Честная Ириша, будучи в моральном убытке после смерти деда, не хотела приносить убытков кому-нибудь ещё.
- Ну, и как она домой вернётся?!
Он отъехал на несколько метров и стал ожидать похоронной процессии.
Месяц спустя отставной майор, льстиво улыбаясь, завлёк Иришу к себе домой и стал показывать, как замечательно открываются и закрываются выдвижные дверки шкафа-купе у него в прихожей. Ириша в недоумении смотрела. Дверки и в самом деле катались здорово, совсем тихо. Туда-сюда, туда-сюда…
- Давай квартирами меняться, - ласково предложил майор. – Тебе так тяжело, бедняжке, за большую площадь платить без дедовой пенсии! Моя дешевле обойдётся – экономия! Потом, смотри, какие дверки…
- Спасибо! - весело ответила Ириша, и широко улыбнулась, - Мне площадь самой нужна, я замуж выхожу. Предложите ваши дверки бабе Нине, у неё тоже три комнаты…
- Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Ма-а-ало!!!
Звенели бокалы и вилки, ломился стол, гремела музыка, чавкали гости.
- Да по залёту выскочила, чего ещё, - фыркнула на ухо матери нарядная, красиво причесанная Иришина кузина Катя.
Видимо, слишком громко, потому что с другой стороны стола немедленно отозвалась полная дама в белых бусах, тётка жениха:
- А вот и нет! Сестра как узнала, что Ириша без отца, без матери, так и закомандовала: немедленно женись, хоть ты тресни, хоть пополам разорвись, но подавай невестку-сироту. Вынь да положь! Старшего-то сына тёща совсем увела и внуков научили «вы» говорить. Сестра это «вы» как услышит, так ночь и не спит. Уже сколько лет твердит: хочу невестку-сироту, чтоб хоть младший, Толик, и внуки при мне остались.
- Да по любви они женятся, хватит вам! – оборвал тёток чернявый подвижный мужик, и повернулся к своему товарищу с длинным лицом, от водки потерявшему унылость.
- А то, чув, чёрный археолог в гараже подорвался?… - продолжил он прерванную беседу.
- Ну, в новостях смотрел.
- Брат с его кумом робыть. Каже – резал снаряд болгаркой, так порвало на шмаття. Що собрали в морге – то и закопали, а пив лиця и руки вовсе не нашли. Гараж опечатанный стоит: там цилый арсенал менты накрыли.
- Ничессе…
- И став цей археолог своей жинке сниться. Кажный день снится и просит – верни мои части, верни! Що найдёшь – в тряпку замотай и прикопай на могиле.
- Це его за те порвало, що сам чужи могилы раскапывал. И що?
- Да ничо. Пошла вона в милицию и каже: так и так, откройте гараж, лице и пальцы пошукати - муж мени снится. А те над нею только посмеялись.
- Хиба ж то люди…
- А теперь для молодых играет песня «Я тебя у всех украду»! – весело объявил один из музыкантов.
Придерживая платье, Ириша послушно встала танцевать, но вздрогнула и остановилась, оглядываясь.
- Что такое? – встревожился жених. – Не хочешь танцевать под Апину? Да?
- Нет, - беспечно ответила она. – Ничего. Показалось. Идём.
А в углу зала, вместе с молодыми, танцевал невидимый старик в синем костюме. Притопывал ногами, прихлопывал руками и тряс головой.
|