... Кристина сделала последний взмах кистью и отошла назад. Все было закончено. За окном маленькой мастерской наступил рассвет. Она оценивала свое творение, ощущая, что вдохновение дошло до последней точки.

 

Три дня Кристина рисовала эту картину. Сон и все остальные человеческие потребности были потеряны, настолько желание создать эту вещь охватили девушку. Художница жила только своим шедевром. То, что это должен быть шедевр, Кристина знала, ибо на меньшее она была не согласна. По отзывам преподавателей безусловно одаренная, Кристина захотела написать картину ради Них Двоих. Чувство, которое она испытывала к Олегу, было мощным стимулом в ее последней работе. Она рисовала, рисовала и рисовала — все три дня, практически не отрываясь. Эмоции творца были выплеснуты на холст.

 

На картине молодая пара в полете протягивала руки Солнцу. Название произведения пришло сразу — «Влюбленные». Выполненная в стиле арт-хаус, картина передавала игру ощущений страсти и возбуждения, которое испытывают молодые люди в состоянии взаимной любви. Кристина поняла, что работа получилась. Ничего лучше ей, юной двадцатилетней студентке художественной академии, но с огромными амбициями, написавшей уже сотни картин, не удавалось до этого дня. Эта картина станет ее подарком любимому!

 

Она последним взглядом оценила изображение, убедилась в его силе. Пора показать работу тому, кто и был ключевым источником вдохновения. Кристина набрала телефонный номер.

 

— Здравствуй, милый — сказала она мужчине на другом конце трубки — Я закончила... Да, не спала... Приезжай скорее в мастерскую. Мне очень важно твое мнение.

 

Олег приехал через час. Кристина сразу заметила, что ее жених не в себе. Круги под глазами и нервный взгляд выдавали проведенную им бессонную ночь. Олег молча поцеловал ее в щеку и подошел к картине. Бегло взглянув на нее, заметил:

 

— Нормально, — и усевшись на диван, с каким-то безучастием уставился в стену.

 

Девушка растерялась. Не на такую оценку она рассчитывала. Неужели ей лишь показалось, что «Влюбленные» — это сильная вещь?

 

— Олег, все в порядке у тебя? — спросила Кристина.

 

Ее возлюбленный посмотрел на нее, и девушка прочитала во взгляде тревогу.

 

— Иди ко мне — тихо попросил он. Она подошла к Олегу, присев перед ним на корточки. Кристине практически все было понятно.

 

Олег — красивый парень по любым стандартам, с внешностью голливудского актера, был душой академии. Любимец девчонок, обладал блестящим художественным талантом и подавал серьезные перспективы в современной живописи. Они встречались уже год и собирались пожениться. И все же одна его слабость портила ему существование. Ему и, соответственно, ей.

 

Олег играл. Казино и азартные игры были второй половиной его жизни, известной только его близким. Болезненная страсть причиняла немало проблем — редкие выигрыши сменялись чередой проигрышей. Сливы в казино определялись крупными суммами, и, как правило, не своими. Чтобы рассчитываться с долгами, Олег продавал все свои картины, продолжал играть, и, как следствие, — новые долги. Так продолжалось долго, и что Кристина только не делала, чтобы избавить его от пагубного образа жизни. Бесполезно. Уговоры и угрозы влияли недолго. После обещаний жениха завязать и короткого перерыва Олег снова возвращался к игре. Вот и сегодняшнее утреннее настроение своего любимого Кристина объяснила очередными неудачными ставками. Видя, как ему плохо, девушка решила на этот раз не злиться. Она умостила свою головку ему на колени, Олег погладил ей волосы, наклонился и нежно поцеловал. Он любил свою невесту. Талантливая и умная, Кристина ко всему была красивейшей девчонкой с яркой внешностью, привлекавшей мужчин. Голубоглазая, русоволосая, со стройной утонченной фигурой, она обладала тем естественным изяществом, которое так любили изображать великие художники прошлого. Кристина всегда будоражила Олега своей невинной красотой. Он был у нее первым мужчиной и ценил это.

 

— Проиграл? — с нотками отзывчивости и понимания спросила Кристина.

 

— М-да... Проиграл, это точно, — грустно и зло ответил Олег. — Но не в казино. Гораздо хуже.

 

Девушка не спешила расспрашивать, давая ему время успокоиться.

 

— Надо выпить кофе — спокойно сказала она.

 

Беды Олега никогда не проходили мимо нее, как в каждой по-настоящему близкой паре. Она молча поднялась, быстро приготовила кофе — так, как предпочитает ее любимый, и подала ему чашку. Он жадно начал пить, свою она практически не тронула, приготовившись выслушать.

 

— Рассказывай — произнесла она участливо — ... Смелей.

 

Олег вздохнул и начал:

 

— Мои долги попали к одним типам. Бандитам, короче. Сроки возврата поджимали, денег не было, и они предложили мне подработку. Нужно было выполнить один заказ...

 

Он замолчал, как бы сам анализируя ситуацию из прошлого, и невесело продолжил:

 

— Я согласился написать картину из раннего Клода Моне... Копию, в общем...

 

Кристина пораженно застыла, не в силах отреагировать словами. Наконец, произнесла:

 

— Олег, что ты сказал?... Подделка?

 

Он кивнул.

 

— Мне показалось, у меня нет другого выхода. Это были легкие деньги — 50 000 баксов. Я сам поразился, как четко у меня получилось. Это лучшее, что я когда-либо нарисовал. Я был уверен, что никто не выпалит подставу. Типы продали эту картину Воронцову, выдав за подлинник, а через два дня ко мне заявились его люди...

 

— О, Боже... — только и осталось проговорить растерянной Кристине, выслушав откровения жениха.

 

Воронцов был известный коллекционер и ценитель живописи, в которой разбирался досконально. Крупный бизнесмен, владелец нефтяных скважин и заводов, он слыл меценатом. Организатор аукционов и выставок русских художников за границей, также занимался благотворительностью, раскручивал молодые дарования и помогал больным. Влиятельность этого человека была колоссальной. И вот, Олег сумел так неприятно зацепиться с ним, приняв участие в подставе.

 

— Я не знал, кто будет покупателем, клянусь тебе — нервно договорил он.

 

Кристина была растеряна. Что теперь будет?

 

— И что его люди от тебя хотят? — переспросила она — Не ты же ее продавал. Откуда ты знал, зачем эта копия заказчикам была нужна?

 

— Они уже разобрались с «продавцами», и остался я — ответил Олег — По большому счету, их условия просты и справедливы — я просто возвращаю им гонорар, полученный от заказчиков. Это те же 50 кусков. Срок — три дня, если я не решаю с ними вопрос, они запускают дело по мошенничеству, и я могу сесть в тюрьму. Все было бы ничего, но эти бабки я уже успел отдать кредиторам. И мне они их точно не вернут.

 

Кристина вздохнула, и на глазах ее заблестели слезы. Девушка знала, насколько Олег азартен, но не думала, что его риск зайдет так далеко. Шансы были призрачны.

 

Она внезапно посмотрела на свою последнюю картину. «Влюбленные» поднимали руки, и не было предела их счастью. Кристина понимала, что и за свое счастье ей придется бороться.

 

— Успокойся, милый. Рассчитаемся с Воронцовым — спокойно уверила она. Хотя бы один из двоих должен сохранять волю и спокойствие, знала девушка.

 

— Рассчитаемся? — раздраженно переспросил Олег. Он был на грани срыва. — И чем же?

 

— Дай мне подумать.

 

Кристина до появления Олега рассчитывала на то, что они улягутся в постель и займутся любовью — самым приятным, что влюбленные делали вместе. Отдаться страсти и получить удовольствие — вот, чего она хотела, ожидая милого. Они часто занимались сексом, лаская друг друга и доставляя многократное наслаждение. Вот и сейчас, пора было оставить все горести в стороне.

 

Кристина обняла Олега, запустив ему руку под рубашку, стала гладить спину. Прижалась к мужскому телу, нежно поцеловала в губы. Рука потянулась к его брюкам. Но в свете неприятностей Олегу стало не до этого.

 

— Ну не надо. Не хочу — отказал он. Кристина помрачнела еще больше. Первый раз любимый ее не захотел. Возбуждения у мужчины не было, и Олег спустя полчаса уехал, оставив ее одну...

... Днем приехала Наталья — ее первая преподавательница живописи. С ней Кристина чувствовала себя, как с подругой, ей она могла довериться, попросить профессиональной помощи, и посоветоваться по личному. Но сейчас Кристине не хотелось рассказывать о неприятностях жениха.

 

Наталья заворожено смотрела на последнюю картину.

 

— Блеск! — прокомментировала она. — Насколько живо и колоритно получилось. Ты просто молодец! — искренне похвалила преподавательница свою любимую ученицу.

 

— Правда? — обнадежено уточнила Кристина.

 

— Исключительная работа, поверь мне. Я всегда говорила, что ты талантлива, но это произведение — совершенно новый для тебя уровень. Ее можно продать за приличные деньги, так что не продешеви, девочка — заверила Наталья.

 

— А Воронцов купил бы? — вдруг спросила Кристина.

 

— Это ценитель экстра-класса — заметила преподаватель об известном меценате — Но, полагаю, и его бы эта картина зацепила.

 

Решение нашлось быстро. Кристина знала, что делать. Правда, в случае успеха ее любимый останется без подарка, который она так старательно рисовала.

 

Когда Наталья ушла, девушка обзванивала всех знакомых художников, пытаясь найти мобильный номер нужного человека. Наконец, ей это удалось, и один коллега продиктовал известные немногим цифры...

 

... Воронцов согласился ее выслушать. Она попросила о встрече. Он напомнил ей, как дорого для него время.

 

— Не пожалеете — твердо сказала она. Получив согласие уделить ей две минуты возле своего офиса через два часа, Кристина стала собираться.

 

Совершенно неосознанно она выбрала короткое синее платье, под цвет своих глаз. Подошла к зеркалу. На нее смотрела молодая красивая девушка. Стройные ножки на каблуках, холмики оголенной упругой груди из-под выреза, милое личико с чуть вздернутым носиком и красиво очерченными губами не должны были оставить равнодушным ни одного мужчину. Повернулась боком, продемонстрировав выпуклую подтянутую попку. «Нужно нравиться себе, тогда понравишься другим», подумала она девичью истину. Нет, она не собиралась соблазнять Воронцова, и уж тем более, не думала ни о чем неприличном, выходящим за рамки деловой встречи. Но ощущение того, насколько важен итог предстоящего разговора, заставило ее оценивающе осмотреть зеркальное отражение.

 

«Картина будет Вашей» — мысленно убедила она Воронцова, и отправилась к нему в офис.

 

... — Я написала картину, Виктор Алексеевич — сказала Кристина на ходу бодро шагающему в свой офис статному, дорого одетому мужчине, выскочившему из «Мерседеса». Она ждала его полчаса, и теперь догоняла, пытаясь сравняться с его стремительной походкой. О времени на встречу в две минуты меценат точно не соврал. Каблуки мешали ей идти быстро, но Воронцову, похоже, на это было наплевать. И тут она чуть ли не крикнула:

 

— Вы должны ее посмотреть! Она точно Вас заинтересует!

 

Воронцов остановился и оглянулся на девчонку, бежавшую сзади. Осмотрел с ног до головы, и ей показалось, взгляд этой акулы живописи потеплел. «Наконец-то, — подумала Кристина, — можно будет поговорить».

 

— Я видел тысячи картин, девушка — безапелляционно заявил он — Большую часть из них и картинами то стоит назвать с трудом — так, заурядная мазня. О какой моей заинтересованности можете говорить Вы?

 

Кристина поняла, что либо она сейчас скажет что-то решительное, либо он просто уйдет.

 

— Прошу Вас, поедемте в мою мастерскую. Она там. И я уверена, картина Вас удивит, — ее голос никогда не звучал тверже.

 

Воронцов еле заметно улыбнулся и жестом пригласил ее вернуться к припаркованному «Мерседесу»...

 

... Он стоял в мастерской, оценивающе рассматривая картину. «Влюбленные», казалось, в ответ смотрели на Воронцова и ожидали своей участи. Кристина замерла, потеряв дыхание, настолько важным был вердикт ее гостя. Реакцию мецената она по его виду прочитать не могла. Профессиональный ценитель, покупавший сотни работ, умел скрывать свои впечатления.

 

— Неплохо — наконец, произнес Воронцов.

 

— Насколько неплохо? — с колотящимся сердцем переспросила Кристина. Неужели понравилось?

 

— Настолько, что я признаю, девушка, рисовать Вы умеете, — со снисходительной улыбкой ответил бизнесмен. — И что Вы хотите от меня теперь?

 

Здесь у Кристины вариантов не было. Пора было открывать карты.

 

— Вы должны ее купить! — жестко заявила она. — И у меня есть имя — Кристина.

 

— Ого! — весело отреагировал Воронцов. — Мы знакомы полчаса, а я Вам уже должен, — и добавил: — Кристина — красивое имя.

 

Он как-то по-новому взглянул на нее. Осмотрел личико, затем ее великолепную фигуру. Ей показалось, будто меценат погладил взглядом ее нежную кожу, и от того по спине прошелся холодок. Художница словно увидела свое отражение в его потеплевших глазах. Высокий интересный брюнет лет сорока, он смотрелся уверенно, как настоящий хозяин жизни. Но только не ее, Кристининой. Девушка знала себе цену. Она была решительно настроена довести начатое до конца.

 

— И цена на эту работу уже есть? — уточнил Воронцов.

 

— Есть — ответила Кристина, удержавшись от вздоха. Вздыхать на переговорах о стоимости было неуместным. «Что ж, последний взмах кистью», — подумала она: — 50 тысячь долларов!

 

Ей показалось, Воронцов еле слышно присвистнул. И уж точно явственно услышала, как он засмеялся.

 

— Я — невеста Олега Семенова — наконец, объявила она.

 

Воронцов перестал смеяться, лишь глянул на нее пристально:

 

— Ах вот оно что, — сказал меценат. — И этим фактом я обязан оплатить самому себе долг за его аферу?

 

— Он не аферист — начала оправдываться девушка. — Он очень талантливый художник.

 

— Бездарь! — жестко заметил Воронцов. Он стал холоден, хотя и продолжал улыбаться. Кристина разозлилась:

 

— Вы ничего не понимаете в талантах. Олег — гений!

 

— Дорогуша, — заметил Воронцов. — Я никогда не вычислил бы подделку за минуты, если бы ее рисовал гений. И работа Моне, за которой я гоняюсь по всему миру уже годы, в исполнении Вашего «красавца» висела бы в моей галерее. Я простил бы Вашему милому 50 000, если бы все спецы, которые посещают мои выставки, поверили в то, что эта кривая подделка Моне — подлинник! — И добавил: — По сравнению с ним, в Вашей работе действительно чувствуется талант.

 

— Вот и купите ее, — заявила решительно Кристина на этот лестный для нее отзыв. — Заберите картину в счет долга. Когда я стану всемирно известной, выручите за нее приличные деньги.

 

Воронцов стал серьезен и задумчив.

 

— Не знаю, сколько она может стоить, — сказал он. — Не знаю. Вещь замечательна на самом деле, и я в этом признаюсь. У Вас есть стиль и чувство прекрасного, дорогая Кристина. Но картина слишком специфична. Она передает Любовь. Оценить и купить ее сможет человек, который очень сильно влюблен, да еще и отвалить за нее крупную сумму. Вы думаете, богатые люди часто влюбляются? — он иронично посмотрел на Кристину.

 

— Думаю, они такие же люди, — тихо ответила она.

 

— Такие же, как кто? — переспросил Воронцов

 

— Как я — проговорила Кристина и почувствовала, как ее лицо запылало. Разговор коснулся личных чувств, и ее сердце застучало от откровенности с чужим человеком.

 

Меценат подошел к ней совсем близко.

 

— Вы так его любите? — спросил он. Кристина смущенно, потупив голову, как школьница, кивнула. — А Вы не задавались вопросом, насколько он достоин Вашей любви?

 

— Задавалась — ответила девушка, постаравшись придать голосу уверенность. Но ощутила, что это удалось с трудом. Ее ответ прозвучал скорее как вопрос к ней самой. Она вдруг растерялась.

 

— Что же, тогда берите бумагу, ручку и пишите — повелительно произнес Воронцов.

 

Кристина быстро вырвала лист из блокнота.

 

— Что писать? — уточнила она.

 

«Я, ваше имя и фамилия, признаю, что по долгу Олега Семенова отвечаю я. Сумма долга — 50 000» — продиктовал Воронцов. — Ваши жених нанес оскорбление моему статусу эксперта по живописи, пытаясь впарить дешевую подделку, а отвечать за него вызвались Вы. Есть вопросы, Кристина?

Она быстро написала и передала ему лист бумаги, убежденная, что делает правильно. Воронцов спрятал расписку в карман.

 

— Вы мне симпатичны, Кристина — сказал он — И ко всему Вы действительно можете рисовать. Что ж, сделаем следующее. Вашу картину «Влюбленные» я выставлю на аукционе «Арт-Хаус-13», который состоится через 4 дня. За сколько продастся — все уйдет в счет долга. Пусть сами участники оценят ее значимость и цену. А Вашему любимому передайте, что он может с этой минуты спать спокойно. Вы купили его свободу!

 

Внутри девушки все заклокотало. Столичный аукцион «Арт-Хаус» — это серьезнейшее мероприятие, на которое картины художников попадают с огромной редкостью. Быть выставленной на аукционе, посещаемом богатыми ценителями современной живописи, о таком она могла ранее только мечтать. Уже само участие в таких торгах для молодых художников считалось высоким уровнем признания.

 

— При доле везения и активности покупателей картина может целиком покрыть Ваш долг, — продолжил Воронцов. — Но есть еще одно условие.

 

Кристина насторожилась. Если это будет предложение секса, она приготовилась послать мецената к черту.

 

Воронцов словно прочитал ее мысли и улыбнулся.

 

— Эта картина будет продана в чьи-то руки, и у меня ее, к сожалению, не будет. Я же хочу иметь у себя работу способной художницы и такой настойчивой и самоотверженной девушки, как Вы.

 

Поэтому Вы напишите еще одну картину — портрет. Соответственно, рисовать будете у меня в доме.

 

— Ваш портрет? — спросила Кристина. Все так быстро решалось, что она едва успевала мыслями за условиями состоявшейся сделки.

 

Воронцов не ответил. Он собрался уходить.

 

— Завтра вечером за Вами заедут и привезут ко мне. Холст и все остальное будет готово. — И перед тем как выйти, добавил улыбнувшись: — Выспись как следует. Предстоит большая работа.

 

Он перешел на «ты», и Кристина поняла, что с Воронцовым они окончательно договорились. Но ощущения упавшего с души камня почему-то не было. И Олегу она решила пока не звонить.

 

... Кристина ехала в автомобиле Воронцова к нему домой. Вскоре машина оказалась за высокой оградой. Через минуту ее завели в огромный шикарный дом, выполненный в стиле итальянских архитекторов. Управляющий проводил ее наверх, в мастерскую. Девушка поразилась царившей вокруг роскоши, хотя и понимала статус хозяина. Все стены были увешаны картинами мастеров различных стилей и эпох. Воронцов, судя по их качеству, действительно разбирался в живописи.

 

Она уже приготовилась, когда в мастерскую вошел меценат.

 

— Ну что же, — сказал он. — Будем приступать.

 

— Где Вы будете позировать? — уточнила Кристина.

 

— Не я, а ты — заявил Воронцов то, что она совершенно не ожидала услышать. — Это будет Автопортрет. Я вчера не уточнил, но рисовать ты будешь саму себя. Или данный факт имеет значение?

 

Девушке лишь осталось пожать плечами. Воронцов подвинул ей огромное зеркало. Она не могла понять поведения хозяина дома. «Зачем ему понадобился мой портрет?» — но заморачиваться этой мыслью было бесполезно. Если Воронцов захотел ее изображение, что ж, он его получит.

 

— Я с твоего позволения буду присутствовать при работе — категорично заявил меценат. — Время ограничено — до утра.

 

— Только не смотрите на картину, пока она не готова — озвучила девушка свое правило.

 

— Это безусловно — пообещал Воронцов.

 

Она приготовилась. Ей приходилось рисовать портреты людей, и к присутствию другого человека во время работы Кристине было не привыкать. Но эта ситуация была исключением. Рисовать нужно было себя, да еще под наблюдением мужчины. Художница попыталась подавить смущение. «Надо собраться», — мысленно дала она установку.

 

Воронцов тем временем подвинул зеркало почти вплотную к холсту.

 

— Тебе нужно позировать себе самой — сказал он. Затем подошел к ней близко настолько, что Кристина почувствовала его запах... Внезапно мужская рука коснулась бретельки ее платья. Кристина замерла от такого поворота. Воронцов решительно сдернул платье вниз — так быстро, что девушка успела лишь ойкнуть от неожиданности.

 

Она оказалась голая, в одних трусиках. Воронцов осматривал ее стройное тело, залюбовавшись великолепными формами. Длинные ноги, узкая талия, не слишком большая, но упругая грудь с торчащими сосками, грациозная шея и испуганное личико девушки, на котором выражение страха подавило чувство возмущения.

 

— Что Вы делаете? — нашла в себе силы спросить Кристина. Ее голос дрожал, передавая дрожь всему телу.

 

— Ты будешь позировать обнаженной — объяснил меценат. — Я хочу получить природное совершенство в картине. Ты — великолепна в своей внешности, и я прошу перенести твою красоту на этот кусок холста.

 

Он был холоден, но искренен в своем желании, и Кристина почувствовала это. Она поняла, что Воронцов, как заказчик картины, не отступит.

 

— У тебя получится — добавил он. — Постарайся, прошу тебя.

 

После этих слов его руки нащупали ее трусики, и медленно стянули их. Воронцов смог теперь видеть ее всю — в полном изяществе. Она не сопротивлялась, чему поразилась сама.

 

Посмотрела в зеркало. Увидела свое отражение. Ей приготовилась позировать красивая сексуальная девушка, так ей знакомая, но, вместе с тем, в эти минуты открытая по-новому. Она вдруг поняла, как восхищается своей красотой, притягивающей желание мужчин и зависть женщин! Кристина ощутила знакомую ей волну вдохновения. Воронцов улыбнулся и отошел за холст.

 

— Начинай... — тихо прозвучала команда мужчины.

 

Девушка рисовала, творила как заведенная. Иногда поглядывала в зеркало, и сразу же краски переносили увиденное на полотно. Никогда Кристина не рисовала так жадно и стремительно. Голое тело давало ей какую-то невероятную свободу. Воронцов сидел все время в комнате молча, но ей казалось, будто знаменитый меценат помогает ей своими советами. Сколько часов это продолжалось, понять было невозможно, но спустя определенное время все было закончено. Воронцов подошел к картине. Оценил работу, одобрительно улыбнулся. Голая девушка на холсте завораживала чистой, но вместе с тем возбуждающей красотой.

 

— Класс... — только и смог сказать меценат. — Сходство изумительно!

 

Уставшая Кристина услышала лестную оценку и расслабилась. Она знала, что работа получилась, но мнение заказчика было для нее определяющим. Вдруг художница ощутила удивительный прилив сил.

 

— Ты справилась — довольно отметил Воронцов.

 

Тут мужчина положил ей руки на плечи и прижал к себе. Кристина не сопротивлялась, настолько она была удовлетворена работой и мнением хозяина дома. Воронцов наклонился и поцеловал ее в шейку... Кристина встрепенулась, но поцелуй стал еще крепче.

 

— Не надо, прошу Вас... — только и смогла прошептать она, но мужчина не отступал. Его руки коснулись обнаженной попки, плотно притянув девушку к себе. Кристина почувствовала сквозь мужские брюки, как в нее уперся эрегированный член. Он хотел ее! Девушка сделала еще одну попытку оттолкнуться, но бесполезно. Воронцов провел пальцами по ее промежности, нащупал влагалище и медленно погладил. Кристина застонала...

 

Касание самого интимного места ее тела вызвало всплеск возбуждения. Мужчина впился в ее ротик губами, и она уже не сопротивлялась. Мысли о происходящем вдруг покинули Кристину, она уже не думала о ситуации, о сексе с чужим ей человеком, позволив Воронцову делать все. Он взял ее на руки и перенес к огромному дивану, словно ожидавшему их в этой мастерской.

 

Воронцов бережно положил ее на диван и лег рядом. Сбросил рубашку, представив девушке крепкий оголенный торс. Его взгляд был наполнен жадностью желания, и Кристина приготовилась принять его всего. Он наклонился к девушке и стал ласкать ее одной рукой за клитор, другой — гладить голую грудь. Влагалище девушки стало мокрым, а когда пальцы мужчины проникли вовнутрь, она застонала еще громче, прося об удовлетворении. Кристина с закрытыми глазами лишь услышала, как расстегнулись брюки и раздвинулись ее ноги. Твердый член нащупал влагалище, возбуждающе пощекотал половые губы. От такого она выгнулась, как кошка. Не вытерпев, обхватила его конец рукой и ввела себе вовнутрь. Воронцов застонал, ощутив приятную теплоту. Обняв ее за спину, резко надавил тазом...

... Он входил в нее сверху раз за разом, усиливая толчки. Кристина расслабилась в своем наслаждении, чувствуя длину его твердого члена. Она прижимала его сильное тело, делая встречные движения бедрами и растворяя тишину комнаты вздохами в такт каждому толчку. Обое охваченных страстью, они трахались жадно, не ощущая времени, но принимая каждый стон друг друга. Воронцов целовал ее губы, грудь и шейку, и Кристине передавалось его желание. Это был первый для нее секс со взрослым сформированным мужчиной. Он забросил ее ноги к себе на плечи, рука легла на клитор и плотно зажала его, а член воткнулся особенно глубоко в разгоряченную дырочку. Кристина вскрикнула от наслаждения. Ее тело задрожало, и волна оргазма прокатилась по каждой клеточке ее кожи... Через минуту открыла глаза и посмотрела на Воронцова. Поняла, что он готов продолжать. Мужчины его зрелости умеют задерживать оргазм.

 

Он резко развернул ее на живот. Кристина не имела большого опыта в сексе, но знала, что будет дальше. Приподняла и выпятила свою попку, показав сзади мокрое лоно. Воронцов в очередной раз залюбовался ее совершенным сексуальным телом. Кристина была его находкой, и сейчас он не был готов ее отпускать.

 

Мужчина обхватил ее бедра, поставив на четвереньки. Ее влагалище приняло член сзади. Возбуждение вернулось, и после первого оргазма ей предстояло дойти до второго. Воронцов делал жесткие толчки, нежность сменилась грубостью, но теперь ей это нравилось. Кристина лишь трясла головой, ее волосы рассыпались, а грудь болталась, когда мужчина совершал очередное вторжение. Удовольствие снова разносилось по всему ее телу. Он уже громко дышал, давая знать, что его конец близко. Схватил ее за грудь, нащупал соски, и прижав пальцами, вызвал у Кристины новую волну вздохов. Наконец, член ее партнера напрягся, одновременно Воронцов резко вошел на всю длину, и Кристина вскрикнула. Мужские руки сдавили ее бедра и тянули на себя, в ответ она застонала, зажмурившись от восторга. Снова оргазм, но теперь уже у обоих! Они кончили одновременно, завершив соитие взаимным удовлетворением. Кристина почувствовала, как теплая сперма разлилась у нее по попке и ручейком потекла вниз к промежности. Финал! Она обессиленно сползла на живот, и рядом через секунды прилег получивший свое Воронцов. Нежный завершающий поцелуй от мужчины в губы — мокрый, но такой нужный, как последний штрих в картине. Она слегка задержала его язык. Оба, уставшие от бессонной ночи и страстного секса, вскоре, не говоря друг другу ни слова, уснули...

 

... Она, проснувшись, заметила, что находится в комнате одна. Лежала на диване, укрытая пледом и мысленно прокрутила события прошедшей ночи, а отдохнувшее расслабленное тело напомнило о полученном удовольствии. Влагалище словно еще ощущало в себе мужской член. Мозг тем не менее констатировал измену, предоставляя место стыду и девичьей совести. Кристина помрачнела, оценив секс с Воронцовым, как свое моральное падение. Было ли ему оправдание? Девушка подумала о проблемах ее долга и решила, что да. И все же понимала, что навязала себе это решение.

 

Она еще раз посмотрела на свой автопортрет. Обнаженная девушка в своей красоте и с чем-то еще, чего она до этого в себе не знала. Ей показалось, что девчонка с картины подмигнула. Кристина обреченно улыбнулась.

 

Зашел Воронцов, уже одетый в костюм — в полной деловой форме. Уверенный и стильный.

 

— Тебе пора, — только и сказал он.

 

Она уже оделась, он молча сидел рядом, приготовившись ее проводить. Вся происшедшая ситуация и его довольный удовлетворенный вид толкнули ее на следующие слова:

 

— Вы воспользовались тем, что у меня случилась беда — произнесла Кристина.

 

— Беда? — жестко в ответ переспросил Воронцов — Неудавшаяся подстава твоего бой-френда, который и мизинца твоего не стоит, это беда? Что ты знаешь о бедах, моя милая? — Меценат вдруг разгорячился. — Алина Грачева, 10-летняя девчонка, талантливейшая художница, нарисовавшая великолепные картины, качеству которых позавидуют взрослые мастера — она знает, что такое беда. Рак крови! Ко мне обратилась Ассоциация детских художников, чтобы я ей помог средствами на операцию. Вот эта беда! А у тебя так — неприятности, которые ты сама себе и создала, и из которых я же тебя и вытащу.

 

После этих слов Кристина еще больше сникла. Воронцов был убедителен. Никогда она не встречала настолько сильного мужчину. Она вдруг перестала стыдиться того, что переспала с ним. Тем более, что было это прекрасно.

 

Меценат отвез ее в мастерскую и забрал картину «Влюбленные» — для передачи на аукцион.

 

— Через три дня состоятся торги, и я хочу, чтобы ты присутствовала. Вечером машина заедет за тобой — сказал он и уехал...

 

... Три дня пролетели. О происшедшем вспоминать не хотелось. Появился Олег, и что-то стал объяснять про идею продать свою почку, чтобы рассчитаться с долгами. Кристине он показался каким-то далеким от нее, и она лишь попросила его не говорить бред.

 

— Какую почку? — устало спросила она. — Тебе от Воронцова звонили?

 

— Ты знаешь, нет — как бы сам удивляясь, ответил ее жених.

 

— Вот и расслабься — сказала она — Считай, что не позвонят.

 

Олег захотел секса, но у Кристины не было желания. Что-то надломилось в ее чувствах после этой ночи, и она решила дать себе небольшой перерыв.

 

— Олег, я устала. В другой раз — отрезала она. Жених не понял ее, еще что-то порассказывал и уехал. Она вдруг поймала себя на мысли, что при всем таланте, ни одну свою картину Олег не смог протолкнуть на коммерческий аукцион.

 

В назначенный вечер автомобиль с шофером Воронцова ждал ее внизу. Она оделась в черное вечернее платье с глубоким вырезом, наложила стильный макияж. Убедилась, что выглядит великолепно. Аукцион «Арт-Хаус-13» должен открыть сегодня новую звезду живописи. Кристина была уверена в себе и настроена на эффектный выход в свет. Ей показалось, что меценат Воронцов передал ей частицу своей уверенности и силы.

 

Автомобиль подвез ее к какому-то загородному дому. Кристина удивилась тому, что для аукциона было выбрано такое место. Хотя дом выглядел весьма дорого, а десятки припаркованных автомобилей характеризовали богатый статус их владельцев.

 

Дальше все происходило очень быстро. Через пять минут помощник Воронцова провел ее, и она оказалась в большом зале. В креслах сидело человек десять мужчин, дорого одетых. За аукционной трибуной восседал сам Воронцов.

 

«Почему он?» — подумала Кристина. Вся ситуация ее сильно удивила. Неужели «Арт-Хаус» проходит именно так?

 

Она увидела стоящую в середине зала картину, закрытую тряпичным полотном.

 

«Сейчас начнется» — решила девушка. Ее пригласили сесть сбоку от картины, огласили как автора. Она ощутила, как все участники в упор рассматривают ее, едва не раздевая взглядами. Девушке от такого внимания стало не по себе.

 

— Представляю вам произведение искусства, ради которого мы все собрались! — громогласно объявил Воронцов. Жестом он ткнул в сторону Кристины и картины. Она была рядом со своим творением, и могло показаться, что Воронцов показал на нее. Кристина заволновалась. Сейчас «Влюбленные» увидит общество.

 

Помощник мецената подошел к картине и дернул полотно. Оно слетело, и произведение Кристины открылось залу. Мужчины одобрительно ахнули.

 

Кристина посмотрела на картину и оцепенела... Это были не «Влюбленные»! Взору присутствующих предстал ее Автопортрет! Изображение обнаженной девушки, написанное ночью, судя по возгласам, понравилось парням из зала. Кристина растерялась. «Что это Воронцов задумал?» — мелькнуло у нее. Зачем он ее обманул? Ее голое тело на холсте бесцеремонно обсматривал весь зал. Лицо девушки от стыда залилось краской.

— Итак, господа! — продолжил Воронцов — В ваших программках указаны названия лотов. Я объявляю лот 1й! — Стартовая цена...

 

Мужчины наперебой поднимали цену, Кристина лишь пыталась понять, что происходит. Наконец молоток Воронцова стукнул на счете «три»..

 

— Восемь тысячь долларов! — услышала она. Сумма за картину показалась маленькой, ей нужно было значительно больше. Но, с другой стороны, и картина была подмененной.

 

— Прошу победившего участника забрать покупку! — озвучил Воронцов. Низкий толстоватый мужичок лет 50и поднялся с кресла и подошел к Кристине. Жестко взял за руку и потащил за собой. Публика одобрительно загудела.

 

— Пустите! — закричала художница. Она — покупка? Девушка разозлилась такому повороту.

 

Художница пыталась вырваться, но бесполезно — рука покупателя крепко сжимала девушку. Мужик был сильным, несмотря на низкий рост. Он затащил Кристину в комнатенку сбоку от зала и опустил ее на пол. Комната была небольшая, но со здоровенной кроватью посередине. Кристина оцепенела от осознания того, что сейчас с ней сделают.

 

«Покупатель» был решителен и четко знал, что ему нужно. Он поставил обалдевшую от происходящего Кристину на колени перед собой. Одной рукой он держал девушку, другая расстегнула ширинку на брюках. За секунду стоящий толстенький член уперся девушке в лицо.

 

— Прекратите, что вы делаете. — взмолилась художница, но мужик был неумолим.

 

— Не дергайся — спокойно объяснил он — А не то я приглашу охрану, и тебя будут держать силой.

 

Его тон не предполагал возражений. Мысль о том, что еще группа охранников может присоединиться к толстяку, шокировала девушку, и она перестала вырываться. Покупатель тем временем надавил ей на затылок, и ее губы невольно наткнулись на член.

 

— Раскрой рот! — скомандовал мужик. Ей ничего не оставалось, как подчиниться. Вошедший в рот пенис толстяка поставил точку в вопросе, что такое «лот 1й».

 

Он вводил член в ее ротик, постанывая от удовольствия.

 

— Соси — приказал «покупатель». В глазах Кристины стояли слезы от обиды и унижения. Она делала минет непонятно кому — тому, кто больше заплатил, и ненавидела Воронцова, заманившего ее в эту ловушку. «За что он так со мной?» — стучала в голове мысль. Толстяк старался запихнуть свой конец поглубже, но благо он был коротковат и девушка могла дышать. Ее буквально насиловали в рот! Пах толстяка бился ей о подбородок, хер пульсировал и терся ей об губы. Так продолжалось какое-то время, пока «покупатель» не замер, и Кристина почувствовала, как его член напрягся... Толстяк вскрикнул, и за секунду струя горячего семени влетела ей в горло. Она поперхнулась и закашлялась. Мужик удовлетворенно вытащил обмякший член со рта и струсил ей брызги семени на лицо. Она поморщилась. Кристина сплевывала сперму на пол, пока «толстяк» спокойно заправлялся и застегивал брюки. Девушка ощутила, насколько со стороны это выглядело отвратительно.

 

Раньше ей приходилось делать минет только Олегу, и чувство, будто ее растоптали, овладевало Кристиной. «Толстяк» между тем вернул ее за руку в зал и усадил в то же кресло. Так же бесцеремонно, как и забрал. Публика завелась.

 

— Лот 2й, господа! — продолжил Воронцов. Она уже поняла, что за «лоты» сегодня предстоят и обреченно закричала:

 

— Прекратите!

 

Но ее не слышали. Цифры предложений звучали со всех сторон. Оральное изнасилование — это не конец злосчастного аукциона. Бежать? В дверях зала стояли крепкие охранники. Кристина замерла, чувствуя приближение своей дальнейшей участи.

 

— Двадцать пять тысячь долларов! Продано! — наконец закончил очередной торг Воронцов.

 

Рядом оказался лысый длинный мужчина в смокинге. Он также взял ее за руку. Кристина не сопротивлялась, и он повел ее легко, даже галантно. Публика зааплодировала. Художницей торговали как картиной, и желали получать купленное немедля.

 

В той же комнате, и «длинный» положил ее на кровать. Затем сбросил пиджак, скинул «бабочку», расстегнул рубашку и уселся перед ней. Девушка лежала, никак не мешая происходящему. Мужик приподнял ей платье, оголив стройные длинные ноги. Возбужденно погладил ее голую кожу, затем потянул платье наверх до трусиков.

 

«Покупатель» спустил брюки и вывалил длинный, как и его хозяин, член. Кристина никогда не видела, и уже тем более не занималась сексом с инструментом такой величины. Она испугано просила:

 

— Не надо, умоляю Вас...

 

«Длинный» наверняка думал, что картины не могут говорить, или же просто сильно хотел девушку. Он рывком стянул с нее трусики, раздвинул в стороны ноги, и пальцами стал массировать Кристине влагалище, пытаясь добиться заветной мокроты. Но она не могла возбудиться в такой ситуации, лишь тихо заплакала. Тогда «длинный» навалился на нее и с трудом, с болью для Кристины, ввел член вовнутрь. (Специально для sexytales.org — секситейлз.орг) Художница вскрикнула, а мужчина стал резкими движениями входить в ее тело. Поначалу было больно.

 

— Пожалуйста, помягче — еле слышно попросила она, но потом влагалище привыкло к фрикциям, и Кристина молча лежала, уставившись в потолок, пока «длинный» совершал оплаченное им изнасилование. Он пыхтел, дышал ей в лицо, и она повернула головку в сторону. Наконец, «покупатель» застонал. Оргазм заставил мужчину резко вытащить член и кончить ей на живот. Кристине оставалось лишь вытираться, когда он вышел. По крикам в соседнем зале продолжались торги, и она не успела поправить одежду, когда следующий «победитель» зашел к ней в комнатку.

 

Это был совсем молодой парень. Он действовал совершенно не так, как его предшественники. Раздевшись сам, стянул с Кристины платье, оставив их абсолютно голыми. Некоторое время полюбовался ее телом, и потянув к себе, начал нежно целовать. Она уже не сопротивлялась и ни о чем не просила, лишь желала, чтобы аукцион не затянулся надолго. Уложил на спину, и попросил развести ноги, а сам примостился снизу. Ее клитор ощутил на себе трепетный мужской язык...

 

Парень старался доставить ей удовольствие. Он лизал ей клитор и влагалище, и это был первый куннилингус в ее жизни — от Олега она добиться его не могла. Кристину охватило возбуждение от таких ласк. Девушка закатила глаза и стонала, извиваясь бедрами от каждого страстного прикосновения. Ее партнер работал языком старательно, и она уже забыла об изнасиловании, настолько ощущения захватили ее. Он гладил ее попку, она — его волосы, и со стороны это было похоже на совершенно добровольный секс. Парень начал проникать языком во влагалище, и Кристина, в порыве возбуждения прижав его голову к себе, кончила. Затем молодой человек лег на нее сверху. Удовлетворение требовалось уже ему, и Кристина, обняв его за плечи, позволила ему овладеть своим телом. Он трахал ее, прижав за ягодицы, громко стонал на ухо, и Кристина лишь попросила его не кончать в нее. Она расслабилась, и ее девичья плоть уже перестала чувствовать напряжение. Секс был неизбежен, и ей оставалось лишь покориться судьбе. Кристина вскоре постанывала в ответ, ощущая поцелуи «покупателя» у себя на груди. Он был нежен, как настоящий мужчина. Вскоре парень застыл, и его тело охватила волна оргазма. Он действовал стремительно — резко вытащил член из влагалища, быстро подвел свой таз к ее голове, и, вогнав возбужденный конец ей в ротик, бурно кончил. Член вынимать не спешил, и она сглотнула все до капли...

 

— Лот четвертый! — в очередной раз объявил Воронцов, когда она сидела, снова одетая перед публикой. К этому моменту Кристина сумела вызвать в себе безразличие. Красивая и до этого недоступная девчонка, сейчас отдавалась каждому, кто готов был заплатить больше. Она неожиданно для себя вовлеклась в происходящее, и смотрела на картину — автопортрет, уже понимая, для чего Воронцов выставил его здесь. Похоть, охватившая публику, требовала ее беспрестанного присутствия в зале, даже когда очередной мужик пользовался ею в боковой комнатке! Портрет, неповторимо передававший ее сексуальность, прекрасно справлялся с этой задачей.

Ею, по мере прохождения аукциона, по очереди овладели еще трое. Двое из них оттрахали ее, поставив раком, и она не видела их лиц, когда мужчины спускали ей на ягодицы и спинку. С последним партнером Кристина сношалась, усевшись по его приказанию сверху. Это был совершено новый опыт для нее. Она свободно, со страстью двигалась на нем, плотно охватив влагалищем член, и кончила раньше его, обессиленно упав на кровать. Затем лежала, раскинувшись от удовлетворения, пока мужик, примостившись над ее лицом, извергал ей в рот. Вытерла сперму с губ и стала надевать на себя платье в очередной раз.

 

Наконец, Воронцов озвучил:

 

— И последний лот на сегодня! Господа, стартовая цена...

 

«Ну наконец-то» — мелькнуло у Кристины. От этих «лотов» во рту постоянно ощущался вкус спермы, а влагалище было словно резиновым. Скоро ее отпустят. Заключительный торг проходил, как никогда. Предложения по цене звучали выше, чем во всех предыдущих лотах, и Кристина поняла, что продается нечто нестандартное. То, чего до этого «покупатели» с ней не делали. В конце торга осталось двое — «толстяк» и «длинный». Никто из них не хотел уступать, они попеременно взвинчивали цены, но, по-видимому, щедрость и желание «толстого» были больше и сильнее.

 

— Сорок пять тысячь долларов — три! — ударил молотком Воронцов.

 

Охрана как по команде вытащила большой тяжелый стол на середину зала. Кристина с волнением следила за приготовлениями, еще не осознавая, что ее ждет. «Толстяк» поднял девушку с кресла, подвел к столу. Затем, развернув ее к себе задом, облокотил на столешницу и прижал лицом, выставив ее в пресловутой позе «Г». Погладил ей попу. Кристина обхватила руками мебель. Услышала, как расстегивается за ее спиной ширинка, и задирается платье, оголяя выпуклую задницу.

 

Вся публика живо смотрела за происходящим. Это должен быть первый публичный секс с ней, и Кристине впору бы было смутиться, но большая часть присутствующих и так видели ее голую этим вечером. Она напряглась, ожидая, что «толстяк» возьмет ее сзади, как это уже с ней делали. Она расслабила влагалище, дабы сделать его вход легким и приятным. Но тут случилось следующее.

 

Кристина услышала плевок за спиной и ощутила, как смоченные слюной пальцы массируют ей анус.

 

— Нет, только не это! — в ужасе закричала она, но помощник заткнул ей огромной тряпкой рот. Она смогла лишь мычать, когда почувствовала, как толстый член уткнулся ей в попку. Попыталась вырваться, но толстяк держал за бедра, а помощник перехватил ей руки. Член стал медленно надавливать. Публика зашумела, а боль пронзила попку девушки. Ей не доводилось заниматься анальным сексом, и сейчас ее дырочке пришлось принимать толстый пенис. Это было мучительно! Член вползал в анус постепенно, она стонала от дикой боли, пока, наконец, хер не оказался там полностью. Затем стал делать медленные неторопливые толчки...

 

«Толстяк» охал за ее спиной, она с заткнутым ртом скулила от долбящего члена. Она уже сделала минет ему ранее, и знала, что быстро «толстяк» не кончит. Казалось, что это будет длиться вечно. Участники аукциона с места комментировали наблюдаемое соитие, и Кристине от этих комментов становилось не по себе. Боль в попке постепенно утихла, и «толстяк» уже вводил в нее посвободней. Это был последний акт на сегодня. Она постаралась расслабиться, представив, что после этого ее мучения закончатся. Ее партнер сзади задвигался быстрей, она услышала его хриплый стон, и очередная порция сперматозоидов втекла ей вовнутрь. «Толстяк» отпустил ее, и она, изнеможденная, сползла на пол.

 

— Аукцион закончен, господа! — громко на весь зал воскликнул Воронцов. Кристина сидела на полу, чувствуя, как горит ее анальное отверстие от последнего проникновения. Истраханная, с вытекающей из попы спермой, она нашла в себе силы со злостью посмотреть на Воронцова. Он был организатором этого злополучного вечера, на котором ее против воли продавали, как сексуальную игрушку. Тут Кристина вспомнила о цели мероприятия. Деньги, которые она рассчитывала получить по итогам сегодняшнего аукциона, должны были компенсировать ее мучения. Судя по всему, ее автопортрет собрал приличные сборы.

 

— Подведем итоги, друзья! — добавил спустя несколько минут меценат, что-то предварительно подсчитав на калькуляторе. — Сборы от аукциона за эту великолепную картину, — он указал на портрет, — составили 157 000 долларов. Браво, господа! Я благодарю вас и эту замечательную художницу!

 

Все мужчины зааплодировали.

 

«157 тысячь» — простучали в голове Кристины цифры. Она закрыла глаза...

 

Воронцов еще не закончил. Он приготовился сделать последнее объявление.

 

— И наконец, господа, я напоминаю, что вся сумма, собранная сегодня, как мы и договаривались, будет направлена на операцию Алине Грачевой — девочки, больной раком крови. Сегодня у нее состоится пересадка костного мозга. Пожелаем Алине удачи и выздоровления!

 

Публика в очередной раз захлопала. Кристина, услышав эту новость, оцепенела. «Какого черта?» — чуть не плача, подумала она. Неужели она не получит ни копейки? А как же долг Воронцову, и чем его теперь отдавать? Весь аукцион, на котором ей пришлось сексуально обслужить толпу богатых мужиков, оказался благотворительной акцией.

 

Она попыталась поговорить с Воронцовым, но он быстро ушел с остальными участниками, ни сказав ей ни слова. Ей лишь осталось взглянуть на свою картину. Обнаженная девушка смотрела на обнаженную Кристину. Они обе вызывали желание мужчин, которое приходилось удовлетворять. Остатки спермы во рту и боль в попке подводили финал торгов. Кристина мысленно попрощалась со своим нарисованным детищем. Автопортрет оставался в зале, так и не ясно, кому проданный.

 

Помощник Воронцова помог ей одеться и проводил за двери. Уже наступил рассвет. Машины гостей разъезжались, и предложено было уехать и ей. Один из автомобилей мецената доставил ее домой. Кристина безумно устала, силы покинули ее, и только желание спать оставалось сильным. Она приняла душ и упала в постель...

 

... Кристина проснулась уже под вечер. Она не слышала зовы мобильника, но заметила в нем пропущенные звонки Олега и Воронцова.

 

Привела себя в порядок. Тело ныло от переизбытка интима ушедшей ночью. Она почувствовала, что вернулась с аукциона совершенно иной, из девушки превратившаяся во взрослую женщину. Отношение к сексу у нее теперь всегда будет другим.

 

Дозвонился Олег. Стал по телефону сбивчиво объяснять про свои очередные проблемы. Он одолжил крупную сумму денег, чтобы отыграться и вернуть Воронцову долг, но под утро удача отвернулась от него, и он все спустил. Просил Кристину помочь найти ему деньги для возврата уже нового долга. Слушать его было для девушки отвратительно. Ее чуть не стошнило от этого бесперспективного нытья.

 

— Я тебе сказала, что долга Воронцову уже нет. Зачем ты снова полез играть? — холодно проговорила она.

 

Она была зла на него и осознала, насколько Олег отдалился от нее за эти дни. Мужчина, который ничего не хотел понимать, не мог быть ее спутником жизни. Да и был ли мужчиной этот взбаломошенный мальчик, который не умел решить самостоятельно ни одну проблему, но прекрасно умел их создавать?

 

— Олег, иди к черту — вдруг произнесла она после его очередного нервного излияния и положила трубку.

 

Набрала Воронцова. Обозвать его подонком за то, что подложил ее под толпу мужиков? Отомстить? Она хотела вызвать в себе ненависть к этому дельцу, но вдруг ощутила, что ненавидеть просто нет сил.

 

Меценат после череды гудков взял трубку. Сразу принес ей свои поздравления.

 

— Вы о чем? — непонимающе спросила она. Переспание с группой мужчин вряд ли нуждалось в поздравлении.

 

— Я об итогах аукциона «Арт-Хаус-13», который прошел вчера вечером. Ты не понимаешь? Зайди на официальный сайт «Арт-Хауса» и почитай. Там и про тебя написано. А завтра утром жду тебя у себя в офисе.

И положил трубку. Все без лишних объяснений. Воронцов был верен себе и ценил свое время.

 

Она дрожащими от волнения руками набрала в интернете страницу сайта. Что там могло быть написано? Неужели о ее ночных приключениях на аукционе?

 

Страница открылась, девушка вцепилась глазами в столбец «Последний аукцион. Итоги» и прочитала следующее:

 

«... Вчера состоялся очередной аукцион. Местом проведения была гостиница «Палац» в самом центре столицы. Были проданы более 50и картин известных российских художников... Завершением аукциона стала презентация картины «Влюбленные» малоизвестной художницы Кристины Соколовой. Выполненная в блестящем авангардистском стиле, работа произвела настоящий фурор среди ценителей современной живописи и на торгах была продана за рекордную для аукциона сумму — 200 000 долларов. Приобрел картину успешный российский олигарх в качестве подарка для своей невесты. Поздравляем многообещающую художницу...»

 

— дальше она уже не читала. Сердце выскакивало от возбуждения. Вот это новость! 200 тысячь! Значит настоящий аукцион все же состоялся...

 

... На следующее утро Кристина сидела в офисе у Воронцова. Он улыбнулся, когда она вошла, и был, по-всему, искренне рад ее видеть.

 

Она молча смотрела на него, еще раз переживая впечатления от насильственной сексуальной оргии.

 

— Зачем? — лишь спросила она. — Чем я заслужила такое унижение?

 

Воронцов ждал ее вопроса и спокойно ответил:

 

— Ты была нужна мне для этого мероприятия. Собрались богатые люди — ценители живописи. И их нужно было удивить, чтобы заставить раскошелиться. Да, удивить именно тобой! В конце концов, твой долг давал мне такое право. И вчерашний аукцион за городом, в котором твой автопортрет принял участие, имел действительно благую цель.

 

— Напомню, что помимо картины продавали и меня — с тихим раздражением заметила Кристина.

 

— Продавали твой автопортрет — возразил Воронцов. — А то, что по ходу сделали с тобой, ну так каждый художник должен отвечать за свои творения. Любая красота вызывает желание! А твой автопортрет был действительно превосходен. Как и ты сама.

 

Она молчала, не зная, что ему возразить. Почему богатые помогают одним, трахая других? Если кому-то становится хорошо, значит кому-то — плохо. Этот закон мира ей пришлось испытать каждой частичкой своего молодого тела. Она стала развлечением меценатов, но кто от этого выиграл?

 

Воронцов словно ответил на ее вопросы:

 

— Я готов подписать с тобой контракт по промоушену твоих работ в рамках европейских выставок — и добавил. — Алину Грачеву успешно прооперировали. Девочка снова сможет рисовать. Как и ты.

 

Его глаза засияли, когда он вспомнил об оказанной им помощи умирающему ребенку.

 

— Дайте мне ее адрес — попросила Кристина.

 

Воронцов написал координаты больницы, и она уехала. Ей нужно будет еще осмыслить и пережить все происшедшее, а пока она отыскала палату, где лежала ее коллега — юная художница.

 

— Можно к ней? — участливо спросила она у врача.

 

— Вообще-то нет — ответила врач, но уточнила — А Вы кто?

 

Кристина сказала то, что пришло ей в голову, и то, что было правдой.

 

— Я участвовала в сборе денег на ее операцию.

 

Доктор изменилась в лице. Оно озарилось благодарной и одобряющей улыбкой.

 

— Проходите, — тихо сказала она. — Только недолго...

 

... Девочка лежала в палате одна. Рядом стояла картина. Кристина поздоровалась, представилась художницей. Спросила, как Алина себя чувствует.

 

— Спасибо, благодаря дяде Воронцову хорошо. Мне помогал он и его друзья.

 

Кристина обратила внимание на картину рядом с девочкой. Яркий и веселый Дед Мороз шагал с большим мешком. Нарисовано было великолепно, с прекрасным чувством цвета и эмоциями. Кристина в Деде Морозе без труда узнала мецената. Сходство, переданное юной художницей, было просто идеальным.

 

— Ты нарисовала? — улыбнувшись, спросила она у Алины.

 

— Да. Это мой подарок ему. Я нарисовала его перед самой операцией. Дядя Витя — самый добрый человек на земле! — живо ответила девочка, и вдруг спросила: — А ты тоже добрая?

 

— Да — уверенно ответила девушка.

 

Кристина подошла к ней близко и поцеловала в лобик.

 

— Умничка! — сказала она. — Тебе еще столько картин предстоит написать.

 

«Как и мне» — подумала художница, и пожелав выздоровления, вышла. Теперь она была уверена, что ЕЕ картина написана до конца.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Курсант Ыип устало почесал загривок.

 

Хорошо, что в гигиеническом отсеке нет слежения, и Учитель Ыщь не увидит его в минуту слабости. Чесать загривок, топорщить чешую, нервно подергивать кончиком хвоста и т. д. — привычки, недостойные курсанта Великой Ы, от которых Ыип уже почти отвык...

 

А все эти проклятые двуногие! Брезгливый Ыип поморщился: ему казалось, что и сюда проник этот ужасный запах. Мало того, что смердят, как помойка, так еще и упрямятся, тупые твари, не желая делать то, чего от них хотят. Такая простая вещь — и столько проблем! Нет, видно, эти ученые дали маху, когда классифицировали их как Ы-57 — нижайший, но все-таки разумный класс...

 

Пойду уламывать их, сказал себе Ыип. Глянув в зеркало, он невольно приосанился. Насколько, однако же, очевидно великолепие его расы, Великой Расы Ы-1 в сравнении с этими воистину жалкими тварями, у которых из головы растут тысячи отвратительных тонких отростков, — даже на его, Ыипа, примере, хоть и он, Ыип, далеко не красавчик.

 

Полюбовавшись благородным салатовым отливом чешуи, легкой пластикой щупалец, нежным перламутром слизи на хоботке, Ыип йыхнулся в центральный отсек звездолета. Он предпочел бы фьюфьение или какой-нибудь другой привычный способ передвижения но боялся напугать глупых Ы-57.

 

Йыхнув к отловленным особям, он обнаружил, что те обмениваются негромкими сигналами.

 

Это были А-особь и Б-о­­­­собь — в точности, как было предписано. Во всем почти идентичные, А и Б отличались друг от друга строением тела: у А между ног был хоботок, который мог удлиняться вдвое и втрое, а у Б вместо хоботка — щель, в которую, как гласит наука, должен входить хоботок А.

 

Болтают, со злостью подумал Ыип. Вместо того, чтобы делом заниматься.

 

Задание Ыипа, забросившее его на край Вселенной, состояло в том, чтобы записать голограмму репродуктивного процесса Ы-57 и вручить ее Учителю Ыщю, чтобы тот передал ее в Банк Знаний. Тогда его, Ыипа, наградят положенным ему Кристаллом Совершенства. В Банке были, конечно, примитивные двухмерные модели этого явления, но качественной голограммы не было до сих пор.

 

Ы-57 был единственным классом разумных существ, которому для продолжения рода требовалось совокупление двух разнотипных особей — А и Б. Ыип, привыкший к тому, что у всех Ы воспроизводство осуществляется через глубокое, сокровенное погружение в самого себя, до сих пор не мог уразуметь, как это делают на Йэхе. Уже одно то, что рядом с воспроизводящей особью должна находиться другая особь, нарушающая интимное единение с собой, повергало Ыипа в оторопь, — а уж лезть в чужое тело отвратительным отростком своего... Какая примитивная, тупая, бездушная, животная система! Хоть эти ученые и говорят, что когда-то все Ы воспроизводились так, а потом А и Б воссоединились в единой особи, и воспроизводство стало сугубо духовным актом, интимным и утонченным, — но что-то тут не так, думал Ыип, глядя на двуногих розовых уродцев. Не может быть, чтобы мои предки...

 

Однако пора кончать эту волынку. Будь его, Ыипа, воля, он отрезал бы им пару лишних конечностей — пусть учатся наконец-то телекинезу, тупые твари. Небось тогда быстро взялись бы за ум и сделали бы все, как надо. Но Устав строго-настрого запрещал причинять вред разумным организмам, а центральный отсек был оборудован камерами слежения. Нет, придется снова, снова и снова уламывать их...

 

— Итак, организмы, долго ли мне ждать? Я могу ждать долго, ибо средний срок моей жизни превышает средний срок вашей на пятьсот пятьдесят восемь и девять сотых процента...

 

— Тамбовский волк тебе «организмы», — отозвалась А-особь. — Выучил наш язык, дык хоть говори с людьми по-людски...

 

— Мне нет нужды учить ваш язык и все прочие языки. Я общаюсь с миром телепатически.

 

— Вау! Афигеть... Постой: а мы тут чë — тоже телепаты, выходит? Я ведь не умею вроде...

 

— Всякий разумный мозг испускает телепатический сигнал, но не всякий может распознать его.

 

— Ага, значит, это ты типа такой крутой, что читаешь наши мысли, а нам типа слабо, да? Слушай, а откуда ты к нам прилетел?

 

— Это не имеет отношения к делу. Я жду, организмы.

 

— Блииин, ну задрал! Ну как твоя зеленая башка не понимает, что мы тебе не кролики тут, и я не могу вот так вот просто трахаться с незнакомой девочкой, а ты такой зеленый будешь тут еще смотреть на нас... У вас на планете что — все трахаются где попало, прям на улице, да? Ты извращенец? Вуайерист, блин, галактический, да?..

 

— Я жду, организмы. Я уже сказал, что могу ждать долго.

 

— Блядь, ëпэрэсэтэ... прости, Ксюш. Вырвалось. Ну да, продержишь тут нас до восьмидесяти с гаком, сам будешь такой молоденький, зелененький... и мы к юбилею трахнемся тебе на радость, тряхнем перхотью, блин... У тебя вообще какие-то мозги есть? Ты, кракозябр острозадый?

 

А-особь была не в меру болтлива и агрессивна.

 

— Я не кракозябр. Я Ы-1, представитель Высшей Расы Во Вселенной. Я жду, орга...

 

— Если вы представитель высшей расы, — подала наконец голос Б-особь, — почему вы не понимаете, что мы не можем вот просто так... вы же должны вникнуть в психологию нашей расы, постичь ее сущность... Понимаете?..

 

Ыип сморщил хоботок: невыносимый запах, источаемый Б-особью, кажется, проник сквозь молекулярную блокаду. Или ему уже мерещится?

 

— Вот именно, — поддержала ее А. — Взял, поймал нас, совершенно незнакомых людей, раздел, выставил голяком — и еще ему порнушку, блин, подавай! Куда ты девал нашу одежду, а?

 

— Все небиологичные наслоения на ваших организмах аннулированы.

 

— Ой! — Б подняла верхние конечности и коснулась ими гадких круглых рецепторов на голове. — Сережки. Мамины...

 

— Ах ты мудак зеленый! А ну верни даме сережки, ворюга, или я тут тебе все распиздю, блядь, нахуй! И мою мобилу похерил, урод! И бумажник с двумя штуками рэ! — орала А-особь.

 

Усталый Ыип втолковывал ей, что обратная реакция невозможна, изо всех сил пытаясь хранить достоинство Ы. Мозговой центр, однако, был на пределе.

 

«Ионный душ», с вожделением думал Ыип. «Ионный душ с нейтринным очистителем — и забыть, забыть Йэхь, как кошмарный сон».

 

Неизвестно, сколько длилась эта бессмысленная трата нервной энергии — Ыип потерял счет времени, думая только о том, что его голографируют, и учитель Ыщь будет морщить свой выцветший хоботок... Неужели инструкция наврала, и снятие небиологичного слоя с Ы-57 не стимулирует их репродуктивный инстинкт? Но как же так? Вон и хоботок А-особи вытянулся втрое, как и предписано, и щель Б-особи давно уже поблескивает той самой слизью...

 

Стоп. «Инструкция», подумал Ыип, «в ней же есть еще один пункт. Отсохни мой хвост...»

 

Видно, нападение А-особи, которым та встретила очередное появление Ыипа, активизировало глубинные ячейки памяти. Хорошая, однако, штука — защитное биополе, и... все-таки надо, надо внимательней читать ПКНК*. Один пункт начисто вылетел у него из памяти.

 

Попробуем, что ли...

 

___________________________

 

*Правила Контакта с Низшими Классами (прим. ав)

 

—... Он это сделает, — сказала Б-особь, повернувшись к А-особи.

 

— Да ну... Блефует, — неуверенно отозвалась та. — Где ему разобраться с нашей техникой. Он же тупой, как гороховый стручок, блин...

 

— Он это сделает. Вы... вы ведь понимаете.

 

— Понимаю. Сделает. — А-особь почесала загривок. — Ну... и...

 

— Что «ну и»?

 

— И что нам делать?

 

— Не знаю.

 

— Ну... может быть...

 

Б молчала. Ыип сжался, стараясь не дышать.

 

—... Может быть... Ксюш, ведь нет другого выхода, а? Ты простишь меня, Ксюш... Ксюшенька? — говорила А-особь, медленно подходя к ней.

 

Они сошлись вплотную. А глянула в глаза Б, шепнула — «прости меня, Ксюш», обвила конечностями ее тело — и...

 

«Нет! Не то! Ты не должно ее есть! Ты должно совокупиться с ней!» — чуть было не заорал Ыип, вовремя подавив мозговую волну. Заставив себя умолкнуть, он смотрел, как А-особь поднесла свое пищевое отверстие к таковому же отверстию Б-особи и стала заглатывать ее голову, которая, однако, была значительно больше отверстия.

«Неисповедимы пути Иных Миров», любил повторять Учитель. Ыип с изумлением смотрел, как Б-особь совершает своим пищевым отверстием те же манипуляции. «Быть может, это такая игра — имитация взаимного поедания перед репродуктивным актом?» — думал он. «Какие, однако, примитивные твари...»

 

— У вас жена есть? — спросила Б, на мгновение освободив свое пищевое отверстие.

 

Ее голос сильно изменился, и Ыип затрепетал от предвкушения: «кажется, что-то сдвинулось с места... « Он знал свою проницательность и втайне гордился ею.

 

— У-у, — помотала головой А. — А у тебя? В смысле, парень?

 

— Так... Такого, чтобы... В общем, нет, — сказала Б и умолкла, потому что ее пищевое отверстие было залеплено отверстием А-особи.

 

— Какая ты сладкая, — бормотала та, заглатывая переднюю часть ее головы.

 

Они довольно долго имитировали поедание друг друга, пыхтели, елозили конечностями по гадким розовым телам — и Ыип уже устал ждать, когда наконец А шепнула Б:

 

— Давай, девочка... Давай. Пора.

 

Сигнал был совсем слабым, и Ыип едва уловил его.

 

— Ложись на спинку... не бойся... Ты ведь еще не делала этого, да? Я догадался. Не бойся, девочка, не бойся... Тебе будет хорошо... — бормотала А, укладывая Б на пол, затем легла на нее.

 

Б издала протяжный стон...

 

Затаи дыхание, Ыип наблюдал, как тело А ритмично пульсирует, а длинный хоботок входит, выходит и снова входит в щель Б, как болт в отверстие.

 

— Хоть бы отвернулся, урод зеленый, — стонала А-особь, постепенно ускоряя пульс.

 

Проигнорировав бессмысленное предложение, Ыип смотрел во все глаза на маленькую тайну Вселенной, которая наконец раскрывалась перед ним — после стольких уговоров и усилий...

 

... Полтора галактических йюха спустя спустя он блаженствовал под ионным душем, размышляя о том, как будет смотреться Кристалл Совершенства на его чешуе.

 

Нейтринный очиститель вымывал из нервной системы последние следы контакта с гадкими Ы-57, выдворенными после совокупления на свободу, и звездолет мчал его, наконец, к родной орбите сквозь пространства и миры...

 

***

 

Юрик даже не успел испугаться, когда сизая луна, висевшая над городом, вдруг ринулась вниз и выросла в огромную лунищу, а его, Юрика, подхватила и всосала в эту самую лунищу неведомая сила.

 

«Я умер» — пронеслась мысль. — «Какая-то сука треснула меня по башке. Или сердцу каюк. Вот блядь!»

 

Умирающий Юркин ум соображал на удивление хорошо. «Жаль только, что так рано. И зарплату не дали, уроды. И с девчонкой не познакомился... « До того, как Юрик умер, перед ним шла девушка, гибкая, как куница, и под каждым фонарем Юрик восхищенно цокал языком...

 

Вдруг он понял, что вся одежда с него куда-то делась. «Голый, как есть. Щас судить будут». И похолодел.

 

«Эт тебе не наше питерское судилово, Юрчик. Тут не отбояришься», думал он, торопливо вспоминая свои добрые дела. Больше трех не вспоминалось, хоть ты пердни...

 

И тут вспыхнул яркий свет. Юрик увидел глянец стен, то ли металлических, то ли стеклянных, рядом с собой — ту самую девушку, голую, как и он, и у стены — поганого зеленого монстра с рогами и хвостом.

 

Вместе со светом вспыхнули и завертелись мысли:

 

— «Вот Оно...»

 

— «И ее кокнули, бедняжку?...»

 

— «Как у них тут все наворочено...»

 

— и главная, невыносимо ужасная мысль:

 

ЧТО ЗДЕСЬ ДЕЛАЕТ ЭТОТ ЧЕРТ???

 

— Что за дела?! — орал Юрик, чувствуя, как его трясет, — зачем черт? Почему сразу черт? Где этот ваш... святой Петр или как его? Я требую адво... то есть ангела-хранителя, то есть... или как там он у вас? Вы слышите меня? ВЫ СЛЫШИТЕ МЕНЯ???

 

— Я слышу тебя, организм, — раздался голос, ровный, безжизненный, будто говорил автоответчик. Он звучал сразу отовсюду. — Я слышу тебя, и я не понимаю тебя. Вероятно, ты наделяешь меня ошибочным статусом.

 

«Всевышний?... « — думал Юрик, продолжая орать, — и похолодел вдвойне, когда понял, что голос исходит от черта, хоть тот и не раскрывал рта.

 

— Я не причиню вам вреда, организмы, — продолжал гудеть черт. — Я посланец великой расы, превосходящей вашу расу на пятьдесят шесть единиц. Я прибыл из отдаленной галактики, чтобы...

 

— Иииииыыыы! — вдруг завизжала девушка. Глаза ее остекленели от ужаса.

 

Крик резанул Юрика, и он сам заорал втрое громче. Истерика все никак не отпускала его, и Юрик орал, орал, орал по инерции, хоть уже и начинал догадываться, что к чему. В его оглушенном уме оседали слова — «голограмма», «воспроизводство», «репродуктивный акт», — и он лихорадочно шевелил мозгами, не прекращая орать:

 

— Какой еще «репродуктивный акт»? Ты что, блин, хочешь, чтобы мы с этой девочкой... ты... ты... Да я ее вообще не знаю, к твоему сведению! И потом — ты ее спросил? А?

 

— Степень личного знакомства не является детерминантом репродуктивного...

 

— Чего? Ты вообще сам понял, чего сморозил? Ты, сутенер зеленожопый?

 

Ему уже было стыдно за свою ошибку, — стыдно главным образом перед девочкой, обалдело взиравшей на него и на чертяку, — и Юрик старался не снижать градус, ругаясь, как на базаре.

 

Девочка была очень красивой, бледной и совсем молоденькой — с маленькими грудками, острыми вытянутыми сосками и волосатой писей, явно не предназначенной для посторонних взглядов. От девочки пахло любимыми Юркиными духами — тонкими, облолакивающе-нежными, которым Юрик, конечно, не знал названия...

 

Наконец усталый чертяка уполз в какую-то свою нору, и они с девочкой остались наедине.

 

— Тебя как зовут? — спросил Юрик.

 

— Ксения.

 

Голос у нее был на удивление высокий, тоненький, как у ребенка.

 

— Красивое какое имя... А меня Юрик. Ну мы и попали с тобой, а, Ксюш?

 

Она, молчала, глядя на него застывшими серыми глазами.

 

— Ты не бойся, я тебя в обиду не дам. Я осто... отстою тебя. На меня-то можешь положиться!

 

Помолчав, Ксюша спросила тихим голосом:

 

— А что, он хочет, чтобы вы меня... чтобы мы...

 

— Ну да, представляешь, гад какой? Развратник, блин, ваще! Но ты не бойся, мы...

 

Ксюша смотрела, не отрываясь, на его хуй, торчавший чуть ли не на полметра.

 

— Аааа... хе-хе... ну, ты ж понимаешь, — Юрик развел руками, изо всех сил стараясь смеяться естественно, — тело есть тело... основной инстинкт и все такое. Уж очень ты, Ксюша-Ксения, вся из себя... Но это... ты не думай, я себя держу в руках, хоть и это самое... то есть...

 

Ксюша была нежной шатенкой, высокой, по-женски гибкой и субтильной, как тепличная лилия. Юрик быстро усек, что за птица перед ним: «Художница или музыкантша. Эфирное создание, из серии «я слишком возвышенна, чтобы думать о сексе». Говорит, как в книгах, знает море стихов, носит длинные платья, и уж конечно, никогда не трахалась».

 

Ксюша не сразу поняла, что она голая, а когда поняла — нервно прикрыла руками грудь и пизду. Руки у нее были тонкие, с длинными пальцами. Бледное, мучительно красивое и плавное ее тело било в яйца больней любого оружия...

 

— Что поделать... «Не властны мы в самих себе», — оправдывался Юрик, выудив из памяти подходящую строку.

 

— Юр... Вам страшно?

 

— Не-а, — врал Юрик. — Не бойся. Не бойся, Ксюшенька, я тебя...

 

—... Стимуляция молочных желез Б-особи повышает ее предрасположенность к репродуктивному акту, — раздался безжизненный голос. — ПэКаЭлКа, глава 517, раздел 3, параграф 25, пункт 390...

 

Зеленый монстр, неведомо как появившись в комнате, подкатил к Ксюше и попытался облапить ее сиськи своими щупальцами, похожими на илистые водоросли в болоте. Ксюша завизжала...

 

— Ах ты мудак! — В голове у Юрика потемнело, и он, радуясь поводу, подскочил к монстру. — Отойди от нее!

 

Прежде чем монстр успел ответить, Юрик засветил ему в глаз. Кулак ударился о невидимую поверхность, упругую, как резина, и монстр, не удержав равновесия, покатился по полу. Тут же вскочив, он минуту или больше сверлил Юрика взглядом, сдерживаясь из последних сил, — а Юрик за это время успел испугаться вчетверо сильней, чем в темноте до того.

— Я оставлю без внимания твою глупую агрессию, организм, — наконец прозвучал голос. — Тебя оправдывает низкий уровень развития твоей расы. Итак, организмы, я снова напоминаю вам о вашей миссии...

 

«Во загнул! Однако же, как хочется ебаться... « — думал Юрик, косясь на трогательные сиськи Ксюши, которая стала тесниться ближе к нему. «Сколько ей лет? Восемнадцать, не больше... « Ему зверски хотелось проткнуть ее насквозь, хотелось заласкать, зализать ее до писка, обсосать все ее выпуклости, как леденцы... По правде говоря, она волновала его сильней, чем НЛО с зеленым чертякой во главе.

 

... И когда Юрик увидел, как на нее подействовала чертякина угроза — он затаил дыхание.

 

«Никогда больше ты не сможешь трахнуть ее», — говорил он себе, — «она не твоя, не твоего круга птица... вот только сейчас... Только сейчас. Сейчас или никогда...»

 

Не веря, что все складывается именно так, он приближался к ней, оправдываясь перед ней за то, что сейчас выебет ее. «Мягко и осторожно... Нежно, как сестру, без слюней... Без напора, ласково, чтобы не боялась... « — внушал он себе, обнимая дрожащую Ксюшу. «Мама родная! неужели пошло-поехало?!...»

 

Бешено хотелось втараниться в нее и проебать насквозь, но он чмокал ей губки и шею, постепенно усиливая засос, и скулил от юной нежности ее кожи, а Ксюшка неумело отвечала ему, жмурясь от страха. «Как дите — прячется в темноту», думал Юрик, раскрывая ее губы кончиком языка...

 

Ксюшка очень быстро распалилась и кусала Юрика, как лошадка, мазюкаясь слюнями. Юрик чувствовал, как стремительно женщина берет в ней верх над Эфирным Созданием, и сам дрожал от этого таинства — превращения девочки в женщину, и сдерживал себя из последних сил, чтобы не сойти со счастливой колеи.

 

Когда терпеть было уже нельзя, он уложил ее, и она легла, не раскрывая глаз, дала развести себе ножки, и он полминуты массировал ей горячий бутон, здороваясь с ним перед вторжением, а затем лег на Ксюшу, отчаянно жмурящую глаза, въехал в скользкость, узкую, нетронутую, зажатую с перепугу, и медленно въебался внутрь, морщась от сладости.

 

Узкая пизда обволокла хуй такой вкуснотой, что Юрик скрипел зубами, изо всех сил стараясь не делать больно. Прорвав целку, он с полминуты не двигался, успокаивая Ксюшу поцелуями, а потом стал не спеша скользить в ней, мучительно растягивая каждый толчок.

 

Ксюша маялась под ним, не открывая глаз, пыталась подмахивать — невпопад, мимо ритма, — кусала воздух губами и выла, возбужденная до чертиков. Юрик уже ебал ее всерьез, лопаясь от дьявольского коктейля — жути, умиления и похоти; его хую было мучительно горячо в узкой Ксюшиной дырочке, яйцам было туго и дико шлепать по липкой пизденке, и телу было леденяще сладко прижиматься к Ксюшиному телу, врастать в него кожей, чувствовать его каждой пóрой и каждой клеткой, — а душе было почему-то горько, очень горько, как в конце фильма, где убивают героев, и от этого хотелось Ксюшу еще сильней — до одурения, до зуда в кипящих яйцах...

 

Ругнувшись инопланетянину, который пялился на них, Юрик послал все нахуй и въебался наглухо, сплющив яйца, и через пар толчков лопнул в Ксюше, зарычав, как медведь, и попытался выйти вон, но не смог — и снова, снова, снова въебывался в нее, утоляя смертный голод, горящий в нем цветным пламенем, и не замечал, что стены расточились, и они с Ксюшей лежат под бездонным ночным небом...

 

***

 

Шаги не отставали.

 

«Господи... мамочки... « — шептала Ксения, изо всех сил стараясь не показать, что боится. «Да ладно тебе... просто случайный прохожий» — твердила она себе, пугаясь еще сильней.

 

Впервые в жизни она возвращалась домой так поздно, и послевкусие вечеринки быстро сменилось страхом пустых черных улиц, в которых вот-вот появится Он...

 

И когда из-за угла вынырнул темный силуэт — Ксения хотела ускорить шаг, но сдержала себя («нельзя провоцировать») и старательно пялилась в мобилку, где только что была статья о Рерихе, а теперь, после случайного тыка в экран, грузилась какая-то левая новостная страница:

 

«... Британские ученые обнаружили, что сильный стресс может стимулировать столь же сильный всплеск либидо... « — читала она, не понимая ни слова, — «стресс блокирует верхние этажи сознания, освобождая либидо от всевозможных запретов и табу... Выброс адреналина... защитная реакция организма... с партнером, с которым в иной ситуации секс невозможен... Мамочки!...»

 

Все, что было дальше, казалось ей невероятным, но закономерным продолжением ужастика, в который она вдруг попала. Тротуар вдруг залился серебристым сиянием, и ее ноги отделились от земли, канувшей вниз, как под самолетом...

 

«Это все Он», стучало в ней. Она не могла ни кричать, ни шевелиться, и только думала — «Он. Он. Он. Он шел за мной, и Он это сделал...»

 

Оглушенный ум тормозил, как зависший компьютер. Все, что она видела, отражалось в нем с опозданием: улица с фонарями и домами, уходящая вниз, полет, огромный сизый диск, огни, зеленое чудище, голый мужчина... Мужчина громко кричал.

 

«Чудище? Это Он. Тот, который шел за мной. Он поймал меня и этого мужчину, и сейчас Он нас...»

 

Вдруг она завизжала, — да так громко, что в голове коротнулись какие-то контакты, и зависший ум заработал:

 

«Мужчина громко кричит.

 

Чего он кричит?

 

Он защищает меня перед Зеленым.

 

Где мы?

 

В какой-то комнате.

 

Чего от нас хотят?

 

Нас хотят убить?

 

Или другое?...»

 

И вдруг она ПОНЯЛА.

 

Все-все-все поняла (или почти все) — будто в мозг вставили готовую картинку.

 

Не испугалась, потому что сил на испуг не было, а только очень, очень удивилась. И сразу же увидела, что она голая, совсем голая, как и мужчина рядом с ней...

 

«Значит, я голая.

 

Совсем голая.

 

Со мной голый мужчина.

 

Как в моих снах.

 

Мужчина хочет секса.

 

Нас похитили инопланетяне.

 

Настоящие инопланетяне.

 

Они хотят, чтобы мы занялись сексом.

 

Сейчас я займусь сексом.

 

Наверно, у меня нет выхода.

 

НЕТ ВЫХОДА...»

 

Ей было зябко, как на сквозняке. Она видела, что Юрик был «из них» — из грубых типов, которых она боялась, как чумы, — и от этого было вдвойне страшней и слаще. Чувство ожившего сна нарастало, как звон в ушах, и когда Зеленый напал на нее, а Юрик вступился — почти не было страха, и было только чувство — «вот, вот, уже сейчас...»

 

— Если вы, организмы, не выполните... я буду вынужден... и тогда... — гудел Зеленый.

 

Ксения судорожно сглотнула.

 

Конечно, это не смерть и не боль, но... ей хотелось, чтобы не было выхода.

 

И она шептала себе: вот теперь действительно нет выхода. Нет.

 

Нет.

 

НЕТ, — твердила она и плавилась, как масло. «Сейчас со мной сделают Это», думала она, когда Юрик подходил к ней. «Сейчас, сейчас, сейчас... « — стучало в ней, когда он обнял ее и поцеловал так нежно, как она не ожидала от него, и потом целовал ей так все лицо, и шею, и ключицы... и тело обволоклось мурашками, от которых хотелось умереть, и в рот проник Он, сладко-соленый и влажный, и нежный, и лизучий, и соски заискрили под его пальцами — впервые, впервые в жизни, — и все тело стало мягким, рыхлым, как будто он забрал у нее власть над ним...

 

Заласканная, зализанная Ксения извивалась в тихой истерике и думала — «мне разводят ноги... мне ласкают Манюню — аааа, как хорошо... голую Манюню... на меня залезли... в меня уперлись... ааа... аааааа...

 

— Аааааа!... — закричала она, когда стало больно и плотно. Он обцеловывал ей губки и глаза, но нервные пружины в теле все равно натянулись, и было туго, туго, и еще туже, будто внутри пророс тяжелый острый стебель — и набухает, и тянется внутрь, в глубь изголодавшегося тела... и очень хотелось насадиться, чтобы Он попал ТУДА 

 

— в зудящую, подсасывающе-сладую точку, — но Он врастал мимо, в обход, сторонами, больно натягивая все вокруг и внутри, но не ТАМ — и толкался рядом, совсем рядом с зудящей точкой, и одним этим хоть как-то утолял радужный зуд, — утолял и распалял сильней, сильней, еще сильней; дразнил, бодая с желанной силой, но мимо, вскользь, почти вхолостую... и сладкий зуд, смешанный с болью, нарастал звериным ритмом, росшим из ее нутра — ыыы-ы, ыыы-ы, ыыы-ы...

— Ыыыыыы! — хрипел Он, отчаянно прыгая на ней. Манюня сотрясалась от толчков, взбивавших ее, как коктейль; толчки отзывались зудящим эхо в Точке, яростно дразнили ее сквозь толщу плоти — и все тело гудело и таяло вместе с ней, и ухало в ритме звериных толчков — голое, раскаленное сексом, зализанное, затисканное тело, напяленное на бешеный миксер кончающего самца...

 

... Когда удары утихли, и тяжелая масса сплавленного с ней тела обмякла на ней, сдавив грудь, Ксения решилась открыть глаза.

 

Открыла — и с полминуты не дышала.

 

«Я ослепла? Сошла с ума? Умерла?» Чернота растеклась по мозгу, замазывая обрывки мыслей, — и только когда тело ощутило ветерок, а глаз увидел живую вязь, приоткрывшую желтый диск — «луна! луна, прикрытая веткой дерева!... « — только тогда Ксения поняла, что лежит под звездным небом. Ночью. На Земле.

 

И сверху на ней лежит Он.

 

Какое-то время она молчала, боясь шевелиться, говорить и даже думать. Распаленное тело ныло и требовало... секса. Еще, еще и еще.

 

Проговорив себе это, она застонала — и с ней застонал Он.

 

— Ксюш?

 

— У?

 

— Ааа... э... Слуш, а мы... мы вообще... Что это было?

 

— Нууу... Мы с вами... Вы меня...

 

— Эт понятно!... А был этот... зеленый?

 

— Угу.

 

— И тарелка была? Летающая?

 

— Угу... — отвечала Ксения с облегчением, ибо мучительно терзалась теми же вопросами.

 

— А... а мы где сейчас?

 

— По-моему, на Земле. То есть на траве...

 

— Мда... Ну и делаааа...

 

Юрик (точнее — темный силуэт, носивший, как она помнила, это имя) сполз с нее и минуты две вертел головой.

 

— Пустырь возле Металлистов, — наконец сказал тот. — Фффух. Я уж думал — высадил где-нить в Зимбабве... Слуш, а мы ведь голые оба!

 

Ксения охнула.

 

— Тебе далеко домой? Ничего, проберемся как-нить задами... У тебя дома есть кто? Мама-папа? Ну, зайдешь ко мне, приоденешься...

 

Он умолк. История, в которую они попали, была слишком невозможна для того, чтобы портить ее планами на жизнь.

 

Несколько минут они молчали. Потом теплая шершавая рука нащупала Ксенину руку... Ксения замычала.

 

— Ксюш... А как мы с тобой, а?

 

— Если б он не сказал, что выложит нас голых в интернете, я бы не поддалась, честно, — стала вдруг зачем-то оправдываться та. — Я как представила, что мама, да и одноклассники, и вообще все — смотрят, как мы с вами голые... Эта тарелка изнутри здорово похожа на всякие там клубы секса, или как их там... ну... я тоже в сети видела... Никто ведь не поверит, что нас украли инопланетяне и заставили заниматься секс... Ой!

 

— Что?

 

Ксения приглушенно рассмеялась:

 

— Мне сегодня подружка, Светка, заявила: ты, говорит, лишишься девственности только, когда инопланетяне заставят!

 

— Мда... Ксюш, а сколько тебе лет?

 

— Мне? Через неделю будет восемнадцать. А что?

 

— Пригласишь меня?... А мне всего тридцать два. Считай, одно поколение. Так что не надо меня на вы, ладно? Тем более, что мы с тобой...

 

Юрик снова замолчал. Потом вдруг встал, канул в темноту — и через секунду его голос зазвучал со стороны:

 

— Давай сюда. Тут такая труба большая, на ней сидеть удобно. Только осторожно — ножки не порань, говна много...

 

Ксения нащупала Юркину руку, ухватилась за нее и влезла на трубу.

 

Глаза привыкли к темноте, и черное небо расцвело мириадами звезд, леденящих душу. (Специально для sexytales.org — секситейлз.орг) Все вокруг казалось таким же невозможным, как летающая тарелка...

 

— Ксюш!

 

— А?

 

— Слышь... а мож не было всего этого? Мож, гипноз?... Внушила нам какая-то сволочь, и мы с тобой...

 

— Не знаю.

 

Юрик вдруг спрыгнул.

 

— Сиди. Раздвинь ножки, — он требовательно взялся за ее колени.

 

— А... а...

 

— Мой батя говорит: «в каждом деле нужно поставить точку». Ясно? Ну, не бойся, не бойся, Ксюш... Ксюшенька...

 

Он распахнул ей бедра, и в зудящую Манюню вдруг впилось мягкое жало.

 

— Оооу!

 

— Ага, нвавитфя? Сейфяф мы ф товой тафое сфелаем... — бормотал Юрик, вылизывая Манюню, как мороженное...

 

Тихонько подвывая, Ксения выпятила грудь, будто хотела проткнуть сосками луну.

 

Звезды плясали у нее в глазах, смешиваясь с искрами блаженства, коловшими ее тело, и черное бездонное небо всасывало в себя, и хотелось плакать от холода и жара, от горечи и сладости, которая вот-вот вскипит между ног, разольется по телу, выплеснется из нее, Ксении, и зальет все небо, всю Вселенную, и она, Ксения, умрет, расточившись меж холодных звезд...

 

Внизу сопел Юрик, умиляясь ее блаженству («какая же ты чувственная, пуся моя... поднажать бы, хоть и пасть отваливается уже... «), и старательно чавкал Манюней, обжигавшей ему язык.

 

Где-то над ними, среди звезд, плясавших в глазах Ксении, посапывал курсант Ыип, блаженно вытянув хвост после ионного душа.

 

Ему снился Кристалл Совершенства, сверкающий на его благородной салатовой чешуе, и Ыип жмурился, горделиво шевеля щупальцами...

 

Время близилось к полуночи и народу в баре становилось все меньше. Завтра рабочий день, а заведение было не из тех, где обычно бурлит ночная жизнь. В телевизоре над стойкой полуголая девица томно оглаживала собственное тело, обвиваясь вокруг шеста. Олег с Генкой допивая непонятно какое за вечер, уже не поддающееся учету пиво, лениво обменивались мнениями о жизни. Выходило так, что у обоих жизнь — дерьмо. И денег-то обоим маловато, и начальство на работе — козлы, и даже дома, с женами, не все гладко.

 

 — Вон посмотри! — пьяно тыкал в телевизор Генка — Да если б моя так меня хотя бы раз в месяц встречала, я бы ее на руках носил! Так нет же, она вообще делает вид что ей секс без надобности. Глянешь на нее — вся охота пропадает! У меня на нее уже встает с трудом...

 

 — Не-е, Геныч, я читал это обычное дело... Ну типа когда долго в браке... Вы сколько уже женаты?

 

Генка недолго шевелил губами, подсчитывая, потом неуверенно сказал:

 

 — Ну лет восемь наверное... Точно, в двадцать один я женился, а сейчас мне двадцать девять!

 

 — Вот видишь! За столько-то лет все приелось... Раньше наверное как кролики трахались?

 

 — Ага. — Генкино лицо при воспоминании этого расплылось в улыбке.

 

Потом, сообразив что-то, он спросил:

 

 — А у вас как с этим делом? Я ж помню, вы тоже примерно тогда поженились? Ну плюс-минус год.

 

Олег вздохнул:

 

 — У нас почти так же. Я тут из себя умного строю, а у самого точно так же. Танька то и дело какую-нибудь отмазку придумывает: то говорит что устала, то не хочет, то нельзя по техническим причинам. Или классика — голова у нее болит. А главное, мне и самому много не надо стало! Недавно, в кои-то веки, Танька сама приставать начала, а мне, не поверишь, не хочется! Не, я конечно честно выполнил супружеский долг, но симптомы нехорошие.

 

 — Так что ж делать-то?

 

 — Я, Геныч, после того специально к врачу сходил. Который по этим делам. Вот он-то мне и посоветовал что надо как-то жизнь разнообразить. Внести, так сказать, свежую струю.

 

 — Олежка, ты мозги не пудри, ты не доктор а я не пациент. Мы друг друга столько лет знаем... Ты прямо говори, что он тебе конкретно сказал!

 

 — Да я ж и говорю! — поморщился тот. — Думаешь, он мне почасовой план выдал? Тоже все так обтекаемо излагал. — Олег фыркнул — Вспомните, говорит, молодость. В кино сходите, в ресторан... Ужин при свечах... Потрахайтесь в гостинице, типа игра такая... Чушь в общем всякая.

 

 — Мда... — Генка разочарованно отхлебнул пива — Боюсь, ничего из этого не поможет. Если уж ты даже свою Таньку трахать не хочешь...

 

 — А чего сразу «даже свою Таньку»?

 

 — Ну не скажи! — возразил Генка — Как ни крути, выглядит она у тебя классно.

 

Олег усмехнулся про себя. Танька, много лет в молодости прозанимавшись гимнастикой, где-то услышала что прекратившие занятия спортсмены очень быстро заростают жирком. С тех пор, панически боясь растолстеть, она регулярно сидела на диетах, посещала спортзал и изводила тонны кремов, масел и лосьонов. В результате тело ее пока оставалось стройным и подтянутым, выглядя лет на десять моложе.

 

 — Ты, Ген, еще скажи что когда ее видишь у тебя стояк начинается! — Олег подмигнул ему и потянулся за бокалом.

 

 — Бывало... — признался тот. — Что уж тут скрывать.

 

 — Когда это вы успели? — Олег подобрался, глаза его нехорошо засверкали.

 

 — Нет, Олеж, ты не понял! — Генка отодвинулся, выставляя перед собой руки — Я сейчас объясню!

 

 — Ну!?

 

 — Помнишь, мы 8-е марта в кабаке отмечали? Ты с Танькой, я с Катькой, еще кто-то...

 

 — Помню.

 

 — Вы с ней тогда танцевать пошли. На Таньке еще платье такое было... зеленое, в обтяжку, спина голая и разрез сзади до задницы. На ней еще чулки были, я заметил.

 

 — Вот черт! — выругался Олег — Говорил же ей — видны ноги до трусов! Нет, все равно так пошла! Трусы-то хоть не видно было?

 

 — Не, не видно. Мне и так хватило. Она еще задом так соблазнительно покачивала. Смотрю на нее и чувствую — стояк железный. Моя меня как раз тоже танцевать хотела вытащить, а я не могу в таком виде. Даже поругались немного.

 

 — А-а-а, теперь понятно... — успокоился Олег. — Этак считай, что и у меня на твою Катьку встает. Она тоже иногда выглядит... гм... возбуждающе.

 

Катька, в противоположность Таньке, представляла собой в меру пухленькую блондиночку-хохотушку. Не полную, а именно пухленькую, с приятными, притягивающими взгляд выпуклостями в нужных местах, округлыми гладкими коленками, белой кожей и круглыми вечно удивленными глазами.

 

 — Слышь, Олеж... — Генка покрутил бокал в пальцах — А ты бы Катьку трахнул, если бы возможность представилась?

 

 — Не, ну ты что! Она ж твоя жена!

 

 — А если я разрешу?

 

Олег, не понимая, уставился на него.

 

 — Ты же сам говорил, нужно как-то оживить половую жизнь. — продолжил Генка — Если я разрешу согласишься Катьке вдуть? Для разнообразия?

 

 — Я бы, наверное, согласился... А согласится ли она? И как же тогда ты? Тебе ж с того ничего?

 

Генка молчал, пристально глядя на друга.

 

 — Понял! — сообразил Олег. Желаемый ответ ясно читался в глазах друга. — Ты рассчитываешь на Таньку!

 

Над столом повисла долгая пауза. Неожиданно для себя Олег обнаружил, что никакой особой ревности или возмущения в себе не наблюдает. Наоборот, на мгновение стало даже интересно посмотреть на Татьяну под другим мужчиной. Он потряс головой, отгоняя крамольные мысли, но все же ответил:

 

 — Ну что ж, для друга не жалко, возражать не буду. Только что она сама по этому поводу скажет? Кстати, Катька-то в курсе твоих желаний?

 

 — Нет конечно! Мне самому такой вариант только что в голову пришел!

 

 — Эх, Геныч! — Олег грустно усмехнулся — Мечты, мечты... А если они откажутся что делать будем? А они откажутся, попомни мое слово! Моя за такое предложение вообще по морде съездить может. — он немного подумал — А может и согласится, но это вряд ли. В общем, черт ее знает!

 

 — Главное, чтобы мы с тобой договорились! А там придумаем что-нибудь. Ну, давай за успех!

 

Друзья торжественно допили пиво. Договор о намерениях можно было считать заключенным. Пора было и по домам.

 

Олег не спеша шагал по пустынной улице, жадно вдыхая прохладный воздух. В голове без конца прокручивался разговор с Генкой. Его предложение, дикое поначалу, все больше казалось не только правильным, но и реально осуществимым. Кроме того, Олегу было немножечко перед Генкой стыдно. Так уж вышло что однажды, года полтора назад, он уже пытался трахнуть Катьку.

 

Вот точно так же, засидевшись допоздна в баре, друзья решили продолжить и завалились к Генке домой. Просто потому, что Генка жил ближе. Катька, уже собиравшаяся спать, пребывала отчего-то в добром расположении духа и даже согласилась пропустить с ними по рюмочке. К Генкиному стыду, бутылка, на которую он рассчитывал зазывая друга к себе оказалась наполовину пуста. То, что оставалось, было немедленно поделено на троих и выпито, после чего хозяин засобирался в магазин, утверждая что покончит с собой, ежели не напоит гостя как положено. Уговоры жены и друга не возымели действия и Генка с шапкой в руке выскочил за дверь.

 

Катька взялась резать салат. Олег сидел у нее за спиной. Перед глазами перекатывались туго обтянутый халатом ягодицы.

 

 — Кать, тебе халатик не маловат? — поддразнивал он ее. — Не рвется еще?

 

 — Отстань!

 

 — Не, ну правда? Если глубоко вдохнуть, пуговицы на груди не отлетают?

 — Не отлетают. — она повернулась к нему лицом.

 

 — Да. — вынужден был согласиться Олег — Не заметно чтобы в груди мал был. Ты, наверное, сиськи лифчиком зажимаешь. Чтобы не торчали и мужиков не провоцировали.

 

 — Нет на мне никакого лифчика! — обиделась Катька. — Все как есть натурально!

 

 — Да ну, не может быть!

 

 — Хочешь покажу?

 

 — Ага... — расплылся в дурацкой ухмылке Олег, ожидая увидеть грудь во всей красе.

 

 — Смотри!

 

Катька расстегнула две верхних пуговицы и раздвинула халат посередине на сантиметр, показав только узкую полоску кожи от шеи до живота не пересекаемую никакими лифчиками. Самое интересное так и осталось прикрытым.

 

 — Вроде и правда нет ничего — разочарованно произнес Олег, наблюдая как она снова застегивает пуговицы.

 

 — Конечно нет! Я же спать собиралась, а сплю я всегда голая! — кокетничала Катька.

 

 — Так может на тебе и трусов нет?

 

 — Нету на мне трусов, Олежек, нету! — хихикнула она. — Хочешь покажу?

 

 — Хочу... — согласился Олег, в глубине души понимая, что и здесь ему много увидеть не дадут.

 

Катька стала боком, одной рукой прижала халат внизу живота а другой потянула по ноге вверх.

 

 — Ну как, убедился? — спросила она, когда перед Олеговыми глазами предстало обнаженное бедро без всяких признаков какой-либо ткани.

 

 — Угу... — хрипло выдавил из себя он.

 

Халат вернулся в исходное состояние, скрывая все.

 

 — Олежек, да ты никак возбудился? — продолжала издеваться Катька. — Может, у тебя еще и встал?

 

 — Встал... — согласился Олег. — Кать... — он взял ее за запястье — А может, мы с тобой... ну это... по быстрому, а?

 

 — Еще чего! — Катька вырвала руку. — Дурак! Был бы трезвый, по морде получил бы за такое предложение!

 

 — Ка-а-ать... Ты же сама меня раздразнила...

 

Он больно схватил ее за коленку и подтянул к себе, другой рукой неуклюже выдергивая из штанов негнущийся член. Справившись с этим он с усилием раздвинул Катькины ноги и потянул ее на себя и вниз, пытаясь усадить на торчащий к потолку стержень. Катька с ужасом смотрела на багровую головку, обеими руками упиралась в Олеговы плечи и садиться не желала.

 

 — Кать, ну чего ты? — возбужденно шептал он — Мы быстро! Давай, садись! Тебе понравится!

 

Несомненно, в конце концов он получил бы свое, но в этот момент прозвенел спасительный звонок. Вернулся Генка. К счастью, он поленился воспользоваться ключом, отчего и лишился занимательного зрелища. Катька немедленно освободилась и кинулась открывать. Олег же моментально протрезвел и обрел способность соображать. Получалось, он только что чуть не изнасиловал жену друга. Схватив в охапку пальто и шапку он поспешил покинуть гостеприимный дом, на пороге столкнувшись с довольным Генкой, помахивающим перед носом бутылкой.

 

 — Ты куда это? — удивился он.

 

 — Ген, поздно уже, я домой пойду. Танька уже звонила. — Олег обошел ничего не понимающего приятеля и рванул по лестнице вниз.

 

Позже Олег долго боялся встречаться с Катькой лицом к лицу. В первые дни он и Генки немного побаивался, но вскоре убедился, что жена ничего ему не рассказала. Ее же он старательно избегал несколько месяцев, но Генка все же затащил его как-то к себе. Катька ничем не дала понять, что между ними когда-то что-то произошло, разговаривая с ним словно ничего не было. Со временем Олег оттаял и даже иногда позволял себе с ней безобидные шуточки, но иногда, поймав ее пристальный взгляд, ему становилось не по себе. Хотя Катька тоже хороша... — думал он — Вон когда Генка вернулся в секунду вывернулась и убежала. Чего тогда, спрашивается, сразу так не сделала? Иногда Олег даже жалел, что Генка не задержался минут на десять, но в конце концов решил, что лучше будет считать что ничего не было и обо всем забыть, тем более и Катька, похоже, придерживалась такого же мнения.

 

И вот теперь Генка предлагает в открытую поменяться женами. Олег побаивался. что если все получится то Катька под это дело выложит ту историю мужу и, что гораздо страшнее, Таньке. Впрочем, все еще вилами по воде писано, может Генка завтра протрезвеет и одумается. Хотя Олегу и самому все еще хотелось трахнуть Катьку по настоящему, не спеша, в разных позах на нормальной постели.

 

На следующий день Генка никак не давал о себе знать и Олег утвердился в мысли, что друг передумал. Однако через два дня тот позвонил и потребовал вечером встретиться в том же баре, туманно намекнув, что надо уточнить детали «того самого» договора.

 

 — Ну что, Олежек, не передумал? — первым делом начал выяснять он.

 

 — Вроде нет пока. Вот только, Ген, я тут протрезвел малость и теперь совершенно не представляю, как это нам провернуть.

 

 — За этим я тебя и позвал. Думать будем.

 

 — Давай думать.

 

 — Во первых — отхлебнул пива Генка — я пришел к выводу, что если просто им предложить они не согласятся. Моя-то точно.

 

 — Моя тоже.

 

 — Значит, надо не спрашивать, а плавно их к этому подвести по факту. Чтобы если и спохватятся — то уже поздно.

 

 — Это и так понятно. А конкретнее?

 

 — Ну-у-у... тут сложнее. Может, собраться вместе, вино, свечи, танцы... ты с моей, я с твоей...

 

 — Не, не выйдет. Они друг при друге побоятся, даже если в душе не против будут. Что тоже еще не факт. А в другую комнату увести — то же самое, не пойдут. Вот если бы мы с Катькой напились и заснули, а вы нет...

 

 — Тоже не вариант — поморщился Генка. — Во первых, здоровье беречь надо, во вторых, тогда вы нетрахавшись останетесь, и потом, вдруг твоя Танька тоже напьется? Я только за себя готов отвечать.

 

Постепенно от простых вариантов друзья перешли к более сложным, а затем и к вовсе фантастическим. Несмотря на это, стоило только одному из них чтонибудь предложить как другой немедленно разбивал его планы в пух и прах.

 

 — Ну тогда я не знаю! — через пару часов в очередной раз фыркнул Олег — Моя фантазия иссякла, больше ничего предложить не могу!

 

 — Так ты реальное предлагай! — возразил Генка — Олежек, ну ты сам подумай, какая тут нахрен магия Вуду!? Уйми фантазию!

 

 — Ага, а как сам только что гипноз предлагал?

 

 — Ну да... — сбавил тон Генка — Это я погорячился... Но вообще, давай-ка еще по пивку и поближе к реальности.

 

 — Да вот не получается ближе... — вздохнул Олег.

 

 — А я знаешь что сейчас подумал? — Генка отхлебнул из бокала — А нахрена нам подробные планы? Вот например, приезжайте в выходные к нам на дачу! Шашлычки там, банька... В бане раздеваться надо, пивко опять же... — уже полдела сделано. А там видно будет. Получится — хорошо. Не получится — тогда дальше думать станем.

 

 — Ну пусть так. — согласился Олег, которому тоже начали надоедать безуспешные попытки выдумать что-нибудь эдакое — Попробуем.

 

Попробовать решили недели через две. Сначала пришлось привести Генкину дачу, находящуюся в состоянии перманентного ремонта, в более-менее приличный вид. Олег, несколько раз заехав помочь, с особым пристрастием изучил баньку, засовывая нос во все углы.

 

 — А здесь чего? — подергал он непонятную дверь в предбаннике.

 

 — Где? А-а-а, это кладовка... Веники там всякие, ковшики, тазики, полотенца... Ты сильнее дергай, там не закрыто, просто подклинивает...

 

Внутри кладовки оказалось темно и пыльно.

 — Не, Геныч, эта кладовка нам тут нафиг не нужна... — покачал головой Олег обозрев помещение. — Давай-ка мы тут соорудим знаешь что?

 

 — Что?

 

 — А, например, комнату для отдыха с еще одним диваном!

 

 — Не, Олежек, не выйдет. Идея-то неплохая, но где я тебе диван возьму? Да и тесно тут.

 

 — Жалко... Нам бы не помешало... — Олег на секунду представил, как уединяется здесь с Катериной.

 

 — Ты губу-то закатай. — вернул его в реальность Генка. — Может не выйдет у нас ничего. Есть у меня такое предчувствие.

 

 — Геныч, нельзя быть таким пессимистом! Ишь, предчувствие у него! С таким настроением точно ничего не получится. Так что ты на всякий случай уберись тут и лавку какую-нибудь сообрази. Хуже-то не будет.

 

Переоборудование кладовки заняло еще один день. Генка, увлекшись всеми этими делами, чуть было не начал копать во дворе бассейн, но Олег успел вовремя его остановить. Катька, от которой не укрылся дачный энтузиазм мужа, тоже появилась там пару раз и убедившись, что все обстоит именно так, как он и говорит, успокоилась. Баня же, доделанная и обустроенная, удостоилась отдельной похвалы и пожелания опробовать ее как можно скорее.

 

Вскоре Олег с супругой были официально приглашены Генкой на дачу. Татьяна узнав об этом охотно согласилась чем несколько удивила не ожидавшего подобного мужа.

 

 — А какая у него дача? Сколько комнат? Где мы ночевать будем? А баня какая? — всю дорогу приставала она.

 

 — Скоро сама увидишь. — отмахивался Олег.

 

Его занимали совсем другие мысли. Получится или нет? — гадал он. Иногда казалось, что да, а через минуту — совсем наоборот. Через час Олег окончательно запутался в аргументах «за» и «против», но тут наконец показался Генкин участок. Хозяин, в одних только плавках по причине жаркой погоды, открыл ворота, пропуская Олегову машину.

 

 — Вылазь давай, баню топить некому! — потребовал он.

 

 — А сам-то чего?

 

 — А на мне шашлыки. — и немного отведя друга в сторону, шепнул — Пусть девки пока осмотрятся, расслабятся...

 

Олег, по его примеру раздевшись до плавок, занялся баней. Делом это оказалось несложным, но долгим. К тому моменту когда он сообщил, что пар готов почти все оказалось съедено и выпито, много чего обговорено, а женщины еще и позагорать успели.

 

 — Олежка, ты как? — притормозил его Генка, пропустив женщин вперед. — Не передумал?

 

Тот отрицательно мотнул головой.

 

 — Тогда пошли.

 

В предбаннике Татьяна вертелась по сторонам, а Катька с удовольствием рассказывала ей, где, что, как, и чего им с мужем это стоило. Выглядело это так как будто она пахала тут все время наравне с Генкой.

 

 — Девки, чего стоим? Разделись и в парилку, быстро!

 

 — Чего разделись? — не поняла Катька. — Мы давно готовы!

 

 — А это? — Генка подергал жену за купальник.

 

 — Еще чего! — возмутилась она, покосившись на Олега.

 

Генка взглянул на Татьяну и по глазам понял, что она тоже не разделяет его предложение.

 

 — Ну и хрен с вами, идите так! — огорченно махнул он рукой.

 

Не прокатило... — отметил про себя Олег, направляясь вслед за Катькой.

 

Внутри было жарко. Горячий пар охватывал входящего так, что перехватывало дыхание. Генка не пожалел ни дров, ни воды. Все фривольные мысли быстро вылетели из головы. Осталась только одна — как бы тут не свариться. Помахав для приличия вениками друг над другом, вся компания вывалилась обратно.

 

 — Фу-у-у... Ген, ты смерти нашей хочешь?

 

 — Нет, а что? Нормальный пар...

 

 — Ага, пар нормальный, как же... — отдувалась Катька, охлаждая разгоряченный организм холодным пивом — Зато ты ненормальный. Разве можно неподготовленного человека в такое загонять?

 

 — А кто вам подготовиться мешал? Я ж, например, говорил — раздевайтесь. — усмехнулся Генка — Вы бы еще в шубе зашли.

 

Катька нерешительно молчала, не зная что возразить. В банных делах она была не сильна.

 

 — Ну хоть теперь-то снимете? — подал голос Олег, хотя и подозревал, что и без купальника в парилке холоднее не станет а Генка нагло врет.

 

 — Давайте-давайте! — подбодрил тот, стягивая с плеча жены бретельку — Что вы как дети? Как будто мы сисек ни когда не видели!

 

Катька посмотрела на Таньку и прочитав в ее взгляде согласие позволила мужу освободить грудь. Танька справилась самостоятельно. Олег впился в них глазами, жадно сравнивая свое и чужое. Обе были хороши. У Катьки побольше, с крупными выпуклыми сосками, на вид мягкая и вызывающая желание сграбастать ее руками и мять, мять... Зато у Таньки упругие, торчащие чуть в стороны, с светлыми, почти как кожа горошинками сосков. Рядом громко сглотнул слюну Генка.

 

 — А трусы? — потребовал он.

 

 — Перебьешься. И перестань пялиться на Татьяну — она вон уже краснеет.

 

Генка вздохнул и отвел взгляд от Таньки.

 

 — Ну что, еще попаримся? — предложил он.

 

Особого желания ни у кого не было, но чтобы не обижать хозяина все еще на несколько минут посетили филиал ада на земле.

 

 — Все! — выскочив оттуда, решительно сказал Олег — Вы как хотите, а я туда больше не полезу.

 

 — И я! — присоединилась Катька.

 

Генка вопросительно посмотрел на Татьяну.

 

 — И я!

 

 — Зря вы так. Баня — это же полезно! Вот у меня спина как-то заболела, так один раз попарился и все как рукой сняло!

 

 — А на массаж сходить не проще было? — Танька, как бывшая спортсменка, в таких вещах разбиралась очень неплохо.

 

 — Да ну, идти куда-то... Вот если бы Катька умела — тогда да. А так только я ей делаю, а она мне — фигушки.

 

 — А ты умеешь?

 

Генка самодовольно усмехнулся:

 

 — У Катьки спроси, она подтвердит.

 

 — Вроде может... — несколько неуверенно подтвердила та.

 

 — Тань, а хочешь я тебе сделаю? Ты в этом разбираешься, оценишь, подскажешь если что не так...

 

 — А правда, Тань, попробуй... — с замиранием в душе присоединился к нему Олег, чувствуя, что это Генкина очередная попытка в рамках основного плана.

 

Татьяна встала и огляделась:

 

 — А где же здесь... ?

 

 — Вот сюда... — обрадованный Генка потянул ее в бывшую кладовку, ненавязчиво косясь на подрагивающую обнаженную грудь. — Тут у меня скамейка, сейчас только постелим что-нибудь...

 

Уложив Таньку на живот, он взял с полки масло и принялся за дело. Скамья оказалась низковата и ему приходилось наклоняться но Генка не жаловался. Глядя как его руки разминают ее тело, Олег чуть было не решил, что друг и в самом деле профессионал, но его вздувшиеся плавки намекали на совсем другие цели.

 

 — Да вы не стойте тут, идите пивка попейте. — подсказал он Олегу с Катькой минут через пять. — Это надолго, минимум полчаса.

 

Выйдя за дверь, Олег неплотно прикрыл ее и задержался, заглядывая в щель. От него не укрылось, как Катька стрельнула глазами в его сторону и убедившись, что дверь закрыта, успокоилась. Генка старательно разминал ей бедра, причем чем выше, тем тщательнее. Добравшись до ягодиц, зашел со стороны головы и занялся плечами. Его член, не помещаясь в плавках торчал из них сантиметра на четыре. Катька, скосив глаза вверх, сперва растерялась, а чуть позже принялась с любопытством наблюдать за этим предметом.

 

Помяв ее еще немного, Генка перевернул Татьяну на спину. К Олегу сзади неслышно подошла Катька и прижавшись мягкой грудью тоже попыталась заглянуть в узкую щелку.

 — Чего ты там засмотрелся?

 

 — Тихо! — шикнул на нее Олег. — Не мешай! Смотрю на работу мастера.

 

Мастер тем временем перешел к массажу живота, начав его, в соответствии с правилами, с поглаживания. Вот только положение его при этом оказалось несколько необычным — на расставленных ногах со скамейкой между ними. Плавки помаленьку сползали, обнажив большую часть напряженного, с выступившими венами ствола. Танька вертела глазами, кидая быстрые взгляды то на раскачивающийся над ней орган то на дверь.

 

 — Геныч! — позвал Олег, отойдя предварительно от двери. — У нас пиво кончилось! У тебя еще есть?

 

 — Есть! — Генка резко выпрямился, подтягивая плавки которых явно не хватало чтобы прикрыть срам. — В доме, как зайдешь слева... кажется. Или возле стола. А если нет — в машине посмотри. Ключи в кармане должны быть. И Катька пусть там пожевать чего-нибудь сообразит!

 

 — Понял! — с такими расплывчатыми указаниями искать пиво можно было долго.

 

Олег громко хлопнул дверью на улицу и на цыпочках вернулся обратно, приникнув к щели.

 

Генка продолжил прерванное занятие, перед этим сознательно приспустив плавки и вывалив член наружу. Энергично растирая Танькино тело он присел. Малиновая головка зависла в пяти сантиметрах от ее носа.

 

 — Олежик, что он делает? — прошептала Катька, тоже затаив дыхание наблюдающая за происходящим.

 

 — Массаж, что же еще?

 

 — А хрен зачем перед твоей женой вывалил?

 

 — Так он все равно в таком виде в плавки не помещается.

 

 — У тебя тоже не помещается... — шепнула Катька, проведя ладошкой от его живота вниз, умудрившись при этом освободить из плена член вместе с мошонкой.

 

Генка еще чуть присел и сдвинулся назад, проведя головкой по Танькиному лицу от подбородка до лба. Его ладони разминали аккуратные маленькие груди, а член теперь нависал совсем низко, покачиваясь от его движений и задевая то нос, то щеки. Татьяна не делала попыток отвернуться, а потом и вовсе высунула язык, пытаясь лизнуть головку.

 

 — Олег, ну что ты смотришь!? Он же сейчас твоей жене за щеку сунет! — теребила его Катька.

 

 — Не сунет! — ответил тот, хотя сам вовсе не был в этом уверен. — А если что, у меня под рукой его жена есть. — он не глядя протянул руку и сжал мягкую грудь. — Отомщу.

 

 — Не жми сильно! — Катерина придвинулась к нему не отрывая взгляда от происходящего в соседней комнате. — Все тебе, Олежик, шуточки.

 

Генка и в самом деле не стал ничего совать за щеку. Он снова зашел с противоположной стороны и занялся ногами. Помассировав лодыжку он положил ногу на плечо и перешел на бедро. Затем и вторая нога Татьяны оказалась там же. Также в процессе массажа верхней боковой поверхности бедра трусики ее купальника немного сползли, приоткрыв интимные места, но не сильно, все еще закрывая промежность от Генкиного взгляда сверху.

 

Олег смотрел как член его друга подрагивает в непосредственной близости от промежности жены. Татьяна, казалось, ничего не замечала лежа с блаженной улыбкой и закрытыми глазами. Генка закончил с ногами, незаметно для нее провел намасленной рукой по члену, после чего прижал ладони к ее животу и надавливая повел их вперед. Ему приходилось тянуться все сильнее склоняясь над ней, отчего лежащие на плечах женские ноги задирались еще выше. Блестящий от масла член неумолимо приближался к Танькиной промежности, но она этого увидеть не могла. Зато Катька беспокоилась не на шутку, нервно вертелась и толкала Олега.

 

 — Смоти, смотри что он делает! Как ты можешь так спокойно!?

 

 — Да пусть его... для друга не жалко.

 

 — Я серьезно! — разозлилась Катька.

 

 — И я. — Олег подвинулся, оказавшись сзади нее и плавно потянул трусы купальника вниз — И где ты видишь «спокойно»? У меня вон как стоит! — прижался он лобком к ягодицам.

 

К сожалению, угол обзора не позволял разглядеть промежность Татьяны — мешало ее же бедро. Генкина головка тоже скрылась из виду за ним и Олегу оставалось только гадать — дотянулся он ей уже до Татьяны или нет. Сам он терпеть больше не мог.

 

 — Кать, ноги пошире сделай... — попросил он, проводя пальцем между губок.

 

 — Только осторожнее, а то упаду...

 

Член мягко вошел в мокрое влагалище, плавно заполняя его. Олег нагнул Катьку еще ниже, чтобы не загораживала обзор. Довольно длинный орган Генки скрылся за бедром партнерши уже наполовину. Неужели еще не достал? — изводился Олег — Тогда почему Танька не реагирует? Ну разве что вон в край лавки руками вцепилась. Хоть бы дернулась. Или охнула. Генка дотянулся руками до ее грудей, сжав их, но его таз продолжал сближаться с Танькиной промежностью. Наконец, прижавшись к ней, он остановился. Засадил... — подумал Олег — Теперь-то точно. Катька нетерпеливо вильнула задом и он осторожно, стараясь не сильно толкать, начал плавные движения в горячей скользкой тесноте.

 

Перед Генкой таких ограничений не стояло. Он размашисто вгонял член в Татьяну, откровенно наслаждавшуюся этим. На ее лице появилось какое-то животное удовольствие, она охала, ахала и обеими руками прижимала свои ноги к груди, максимально подставляясь Генке. Катька, как ни старалась соблюдать тишину, тоже постанывала сквозь зубы. Олег увеличил темп, зажимая ей рот. Поняв что за нее обо всем позаботятся и можно расслабиться, Катерина покрепче уперлась руками в стену и еще больше оттопырила зад. Больше Олег не сдерживался, с хлюпаньем забивая в нее член не хуже Генки и чувствуя что Катька вот-вот кончит. Так и случилось. Олег убрал руку от ее рта и взялся за ягодицы, с каждым толчком дергая их на себя. Краем глаза он видел как у его Татьяны, вздрагивающей от Генкиных толчков, на глазах краснеет лицо, как и всегда при оргазме. Это послужило для Олега последней каплей и он тоже выпустил струю внутрь чужой жены. В этот момент и Генка резко остановился, плотно прижавшись к промежности Татьяны.

 

Первым делом Олег вытер плохо соображающую после всего Катьку между ног первым попавшимся полотенцем, подтянул трусики и посадил на диван. Потом понаблюдал как Генка медленно, сантиметр за сантиметром, вытаскивает из хаотично вздрагивающей Татьяны член, кажущийся бесконечным. И только убедившись, что все готовы громко хлопнул входной дверью, изображая возвращение.

 

 — Геныч! Вы скоро? — возник он у них на пороге.

 

Генка в этот момент вежливо поддерживал Таньку под руку помогая слезть с лавки.

 

 — Уже идем!

 

Вся компания расселась за столом, причем в этот раз каждый оказался рядом с чужой женой. Танька сидела напротив Олега и старательно прятала глаза. На лице явственно просматривался предательский румянец. Генка выглядел довольным как кот, объевшийся сметаны, а по Катьке вообще нельзя было ничего сказать. По началу беседа не клеилась. Все настороженно поглядывали друг на друга, пытаясь понять не догадался ли супруг о том, что недавно здесь происходило. Олегу, который и так про всех все знал, это быстро надоело.

 

 — Все, хватит! — встал он из-за стола — Быстро все в парилку.

 

 — Правильно! — поддержал его Генка — Кстати, девочки, может снимете все-таки свои тряпки? — брезгливо указал он на трусики. — Мы же все взрослые, ничего нового там не увидим.

 

Танька с Катькой переглянулись и синхронно потащили с себя трусы.

 

 — Только вы тоже. — потребовала Катька.

 

Мужиков уговаривать не пришлось. Тем более что недавно получившие разрядку члены висели книзу не нарушая приличий. Катька, раздевшись, гордо выпрямилась, демонстрируя поросший пушком лобок и едва выглядывающие из пухлых бедер губки. Татьяна же стыдливо прикрылась между ног ладошкой.

 — Тань, ну чего ты как маленькая! — Олег убрал ее руку и отошел, любуясь женой.

 

Вид был прелюбопытный. Поскольку волосы в паху Татьяна регулярно брила, оставляя только неширокую полоску на лобке и имела худые бедра, не смыкающиеся в верхней части, все самое сокровенное оказалось открыто любопытным взглядам. И большие губы, и торчащие из них малые, все еще багровые от прилива крови и выглядящие взлохмаченными, и заметное вверху утолщение клитора. Олег смутился, чувствуя как помимо его воли член обретает твердость и поскорее отвел взгляд от свежеоттраханной промежности жены.

 

 — Пошли, пошли! — хлопнул он обеих женщин по заду.

 

Температура в парилке заметно упала. Генка сходил подбросить дровишек, добавил пару и взялся за мочалку.

 

 — Ну, кого первого?

 

Первой подвернулась Катька.

 

 — Ой, царапается! — взвизгнула она от первого же прикосновения.

 

 — Терпи!

 

 — Она у тебя из проволоки? — Катька сделала попытку вырваться.

 

Чуть не упустив скользкое мыльное тело, Генка сел на полку, кинул жену животом себе на колени и принялся тереть ей спину не обращая внимания на повизгивания.

 

 — Тань... повернись... — Олег подошел к жене с мылом в руке.

 

Он намыливал стройную спину, худой упругий зад, бедра и боролся с желанием. Оттраханная жена неимоверно возбуждала. Член торчал вперед, прикаждом шевелении задевая за ее ноги. Татьяна несомненно это чувствовала но никак не реагировала.

 

 — Давай сюда свою! — Генка отпустил Катьку и искал новую жертву.

 

Его член тоже торчал к потолку, что нисколько его не сущало. Зато Татьяна при виде этого наотрез отказалась занимать место предшественницы.

 

 — Ну ложись ко мне. — предложила Катька — У меня торчать нечему.

 

Татьяна осторожно стала на четвереньки, опираясь животом на ноги сидящей Катьки. Олег уселся рядом, подставив колени под грудь и голову жены. Генка взялся за мочалку. Впрочем, орудовал он ею недолго, перейдя к растиранию руками. Движение его рук по женскому телу больше напоминало эротичное поглаживание. Стоя на коленях, он ловко перемещался то к пояснице, то к лопаткам, пока не оказался сзади. Его член, весь в мыле, периодически тыкался Таньке в бедро, иногда в опасной близости от входа. Олег ощущал, как ее тело напрягается в этот момент. Генка набрал полную ладонь пены и со словами:

 

 — Сейчас, Танечка, мы тебя так отмоем... будешь как новенькая! — сунул руку ей между ног.

 

Олег смог увидеть только как его большой палец раздвинул ягодицы и скрылся в попке. Что делали остальные он догадался и так. Не ожидавшая подобного Татьяна дернулась.

 

 — Лежи. Таня, лежи, не бойся, все будет хорошо... — муж погладил ее по голове не отрывая взгляда от шевелящегося в анусе жены пальца. Катька изумленно смотрела на манипуляции своего мужа но молчала, догадываясь что главное еще впереди.

 

Генка вопросительно посмотрел на Олега, дождался разрешительного кивка и убрал из промежности руку. Олег уловил легкий вздох облегчения жены, но вместо руки между бедер вошел толстый намыленный член. Татьяна не удержалась и охнула, ощутив себя нанизанной на толстый стержень. Приподняв голову она жалобно посмотрела на мужа.

 

 — Все хорошо, Танечка, так надо... — Олег погладил ее по лицу, затем сдвинулся и подставил снизу к ее губам посиневшую от напряжения головку — Возьми в ротик. солнышко...

 

Татьяна послушно наделась ртом на торчащий кол мужа. Сзади ее резкими толчками трахал другой мужчина. Одна только Катька оставалась не при делах, ошалело вертя головой то в одну то в другую сторону.

 

 — Гена, что это... ? Как это... ? Зачем... ? — растерянно спрашивала она, не понимая ничего.

 

То, что он может ей изменить потихоньку, тайно, думая что она не узнает Катерина еще могла понять, тем более сама поступила так же. Но чтоб вот так, прямо при ней и при Танькином муже... это у нее в голове не укладывалось. А Олег-то тоже хорош — мало того что смотрит на это, так еще и сам жену с другого конца в рот наяривает.

 

Внезапно Катьке самой захотелось оказаться на Танькином месте, так же вздрагивая от мощных толчков и сладостно мыча заткнутым членом ртом. Она сползла, протиснувшись под раскачивающимся жеским телом и встала рядом с ней в ту же позу, предлагая себя мужчинам. Это заметили. В губы ей ткнулась блестящая от слюны головка, а когда она открыла рот сзади ее потряс мощный толчок, одним ударом насадив по самые яйца. Качнувшись вперед, Катерина ощутила как головка достала до горла. Она закашлялась, но Олег крепко держал ее голову, проталкивая член еще дальше. К счастью, продолжалось это недолго. Член исчез изо рта. Катька почувствовала, как ее приподнимают и усаживают на кого-то. Олег — решила она, когда ее влагалище заполнил горячий, непривычно растягивающий орган.

 

Татьяна сидела рядом, потихоньку приходя в себя и с интересом наблюдая как Генка усаживает свою жену на Олега. Тот пребывал на вершине блаженства, мял Катькины груди и выгибался, проталкивая член поглубже. Убедившись что все идет как надо, Генка подошел к ней:

 

 — Тань... — потряс он членом перед ее носом — Открой ротик...

 

Тонкие губы сомкнулись вокруг жилистого ствола.

 

 — О-о-о-о... — Генка взялся за ее голову, осторожно углубляясь в рот. — А то я сегодня чуть без минета не остался. Классно сосешь!

 

Впрочем, скоро он покинул гостеприимное место и перевернул Татьяну на живот и лег сверху.

 

 — Тань, ты как насчет в попку? — для порядка поинтересовался он, нажимая головкой на анус.

 

 — Нет! Гена, я не хочу! Я туда никогда еще!

 

Генка не слушал, надавливая сильнее.

 

 — Нет! — завизжала Татьяна от острой боли раздвигаемого сфинктера.

 

Как ни странно, на Генку это подействовало.

 

 — Нет так нет. — пробурчал он, вставая с нее — Так бы сразу и сказала. Тогда я к Катьке пойду.

 

Легко подтолкнув, он заставил жену грудью лечь на Олега, намылил член и без видимых усилий вогнал его Катьке в зад. Татьяна видела как она сморщилась от боли, но потом на ее лице вновь появилось сладострастное выражение. Генка расплылся в довольной ухмылке, размашисто гоняя свою елду в попке жены. Олег, члену которого сразу стало тесно, под тяжестью двух тел лежал и не шевелился.

 

 — Ген... — позвал он — А можно я тоже Катьку в зад?

 

 — После меня... — прохрипел Генка и тут же задергался, извергаясь в прямую кишку.

 

Олег выбрался и занял его место, направляя член в раскрывшийся анус. Ощущения сильно отличались от обычного секса, не лучше и не хуже, просто другие. Однако Олег кончил даже не от этого, а просто от осознания что он кого-то трахает в зад, притом этот кто-то — жена его друга. Освободив отверстие, он еще некоторое время смотрел как пульсирует, сжимаясь, сфинктер, потом поднялся и пошел к Татьяне.

 

Поддерживая едва передвигавшую ноги Катьку вся компания выбралась в предбанник.

 

 — О, времени-то сколько! — удивился Олег, отыскав в одежде часы — А нам уезжать завтра утром. Давайте еще по чуть-чуть и спать.

 

Так и поступили. На улице давно стемнело так что от бани до дома добежали не одеваясь, посмеиваясь над соседями, которые упускают столь занимательное зрелище. Олегу с женой постелили в единственной комнате. Генка с супругой, несмотря на уговоры, улегся в проходной кухоньке на полу.

 

 — Олежик, вам без нас лучше будет. — пояснял он — Вы же наверняка что-нибудь обсудить захотите без лишних ушей. И Катька наверное захочет. Так что лучше в разных комнатах.

 

С этим Олег согласился, но ожидания не оправдались. На предложение поговорить перед сном Татьяна сказала, что сама для себя еще не поняла что хорошо а что плохо, поэтому говорить еще не о чем. Трахаться Олегу пока не хотелось и он позволил жене отвернуться к стенке и заснуть, сам следом за ней отправившись в царство Морфея.

Проснулся он среди ночи оттого, что Танька неуклюже перелезала через него.

 

 — Ты куда?

 

 — Спи-спи, я в туалет. Сейчас вернусь. — она накинула халат и выскользнула из комнаты.

 

 — На Генку не наступи. — пробормотал он ей вслед.

 

Туалет был на улице. Олег услышал как стукнула входная дверь и перевернулся на другой бок. В этот момент за стенкой завозились, послышались тяжелые мужские шаги и дверь хлопнула еще раз. Наверное, Генка тоже в туалет. — подумал Олег, зевая во весь рот. Сон не шел. Танька не возвращалась. Как, впрочем, и Генка. У Олега забрезжили смутные подозрения. Сонливость как рукой сняло. Натянув штаны, он выскользнул из дома и огляделся. Туалет был далеко, но там им делать нечего. На улице прохладно. А вот в баньке, кажись, даже свет горит. Правда, самого окна отсюда не видно, но кусты напротив него вроде как освещены.

 

Олег подобрался к окну и заглянул внутрь. В освещенном предбаннике никого не было. Генка, гад, мог бы и окно помыть! — выругался про себя Олег вглядываясь внутрь сквозь мутное стекло. Пара появилась из бывшей кладовки. Генка нес в руках бутылочку с маслом. Татьяна выглядела необычайно серьезной. Сбрасывая с себя халат она села на диван, приоткрыла рот и немедленно получила в него слегка изогнутый жилистый член. Она медленно скользила по нему губами, посасывая, пока Генка не отстранил ее. Танька встала раком, выпятив попку. Блестящий член вошел в нее, но на полпути остановился. Генка плеснул масла между ягодиц, размазал его и принялся разминать анус, засовывая туда пальцы но не забывая при этом покачивать членом туда-сюда напоминая о его присутствии в вагине. Ни хрена себе! — догадался Олег наконец — Он же ее сейчас в зад трахнет! А почему ночью, в тайне? Уж меня-то мог предупредить. Или это тоже входит в наш договор? Что ставить в известность мужа необязательно? Не, как-то это плохо выглядит... Генка предпринял первую попытку проникновения. Танька отшатнулась от упершегося в зад члена. Во второй раз он попробовал удерживать ее за бедра. Сначала Олегу показалось, что попка поддалась, и наверное так оно и было, но от боли у Таньки брызнули слезы и она снова вырвалась. Зачем она это делает, если ей больно? — не понимал Олег — Хватит! Пойду сам все выясню. — он решительно рванул дверь.

 

На него уставился опешивший Генка, укладывающий Татьяну спиной на стол. В ее же глазах плескался самый настоящий ужас.

 

 — И что вы мне хотите сказать? — с порога завелся Олег.

 

 — Это не то что ты думаешь! — забормотала Татьяна.

 

 — Ты молчи! Я его спрашиваю! — перебил ее муж.

 

Если бы не договор, то ситуация с Генкой с торчащей елдой и голой Татьяной толковалась бы однозначно, но теперь все оказалось так сложно...

 

 — Понимаешь, Олежек... — Генка спрятал конец в штаны и потащил его к дивану — Тут такое дело... В общем, это мы для тебя стараемся.

 

 — Ага. — усмехнулся Олег — Конечно. Для меня. А я и не в курсе! Геныч! Я же не против, ты знаешь. Но предупредить-то мог?

 

 — Не мог. Она не велела. — Генка кивнул на Татьяну.

 

 — Еще интересней... Так, короче, быстро мне рассказали что тут за тайные собрания! — Олег для убедительности хотел стукнуть кулаком по столу, но стол был далеко.

 

 — Так я и говорю! Она вчера еще попросила чтобы я ее это... ну... девственности лишил... в попке. Показал бы что и как. Это ж как и простую целку, в первый раз надо опытному человеку доверить. А потом бы она тебе сюрприз сделала — подставила бы словно невзначай.

 

 — Правда, Олежек! Это я его попросила! — встряла Танька в мужской разговор.

 

 — Молчи уж... — огрызнулся Олег. — Так, Геныч, говоришь, опытный нужен? А твоей Катьке кто задницу вскрыл?

 

 — Сам... — потупился Генка. — Нам же некого попросить было. Знаешь как намучились... Ничего ж непонятно, чем мазать, как совать, в какой позе... Хотя, Олежек, кто их, баб, знает, может она и до меня с кем пробовала.

 

 — Олег — снова заговорила Татьяна — Я бы и с тобой могла, но тут же как... а вдруг вообще ничего не получится? Тебе же обидно будет — только настроился и не вышло. А то бы я тебя зря не обнадеживала.

 

 — Но теперь-то я здесь. И что мы дальше делать будем?

 

 — На! — Генка сунул ему в руку масло — Твоя жена — ты ей целку и ломай. А я спать пошел. Чтобы у тебя ненужных подозрений не возникло.

 

 — Постой! — в один голос остановили его Олег с Танькой. — Не уходи! Может подскажешь чего.

 

 — Ладно. — Генка встал рядом, демонстративно скрестив на груди руки.

 

Олег разделся. Танька заняла свое место на столе высоко задрав ноги. Смазав головку, Олег попытался молодецким ударом загнать ее в анус жене, но та вскрикнула и шарахнулась в сторону.

 

 — Медленно надо в первый раз. — укоризненно покачал головой Генка.

 

Олег попробовал просто давить. Анус не поддавался.

 

 — Ладно, есть еще один способ — вздохнул Генка, раздеваясь.

 

Он тоже взобрался на стол, расположившись над Танькой в позе 69, аккуратно поместил член ей в рот а сам зарылся лицом между ее ног. Танька протяжно вздохнула, ощутив прикосновение языка к клитору. Одновременно Генка сунул палец ей в задний проход, двигая им внутри.

 

Олег смотрел на постанывающую жену, обсасывающую член друга, шевелящуюся между ее ног Генкину голову и его руку, энергично двигающую в ее анусе уже тремя пальцами. Танька явно испытывала от этого приятные ощущения, подаваясь задом навстречу его руке. Ну и что я тут делаю? — задавал он себе вопрос. — Им и без меня неплохо. Чего это он? — Олег обратил внимание на Генкин подзывающий жест. Он приблизился.

 

 — Суй! — прошептал Генка, на секунду оторвавшись от своего занятия.

 

Обеими руками он растянул ягодицы женщины. Олегов член нырнул в приоткрывшуюся дыру заполняя прямую кишку.

 

 — Теперь жди. — дал еще одну подсказку Генка.

 

Татьяна словно бы и не заметила проникновения. Им было не до этого. Сначала Олег почувствовал как ее тело затряслось от оргазма. Затем зарычал Генка, наполняя ее рот. Когда он слез на пол а Танька перестала судорожно сглатывать липкую жидкость Олег начал свою партию.

 

 — Вставил? Получилось? — удивленно спросила Татьяна почувствовав движение в прямой кишке.

 

 — Ага. — Олег накачивал зад драгоценной женушки, с каждой секундой все быстрее и быстрее.

 

Танька начала скулить и он немного сбавил темп. Немного погодя положил ее на бок, затем стащил на диван и поставил раком... За все это время член ни разу не покинул попку. Иногда по ее просьбе он останавливался и давал ей отдохнуть, заодно добавляя масла на трущиеся поверхности. Генка с интересом наблюдал, посмеивался и тихонько массировал свое хозяйство, уже начавшее принимать боевой вид.

 

Олег в очередной раз сменил позу, усадив жену сверху. Разумеется, с членом в заднем проходе. Немного попрыгав, Танька заявила что устала.

 

 — Отдохни... — Появившийся рядом Генка положил ей руку на грудь, заваливая спиной на мужа.

 

Танька с облегчением откинулась, глядя на нависающего над ней Генку и поняла, что его член протискивается в незанятое влагалище.

 

 — Не влезет! — округлила она глаза, чувствуя с каким сопротивлением здоровенная дубина раздвигает ставший узким проход.

 

Генка молча сопел, продолжая свое дело. Войдя до конца он лег на нее, расплющивая между двумя мужскими телами и принялся неторопливо трахать.

 

Олег лежал снизу, слушая как жена сдавленно скулит под напором двух растягивающих внутренности членов и ощущал как движется за тонкой перегородкой неожиданно бугристый Генкин ствол, массируя Олегову головку. Он кончил не сделав больше ни одного движения, слушая как стонет и бьется в оргазме между ними Танька.

 

Они так и заснули втроем на одном диване, где их и обнаружила утром Катька. Первым делом она закатила скандал мужу, который оставил ее одну вместо того чтобы разбудить и трахнуть. Генка одевался, обещая сделать это немедленно, еще и вдвоем с Олегом, но пора было уезжать. Олег с Татьяной собрались и попрощавшись с хозяевами сели в машину.

 

 — Тань, ты не сердишься? — спросил он у молчащей жены когда они преодолели половину дороги.

 

 — Сержусь? Олежек, да такое приключение раз в жизни бывает! В старости вспоминать будем!

 

 — А что молчишь?

 

 — Думаю.

 

 — О чем?

 

 — О том, как тебя сейчас дома трахать. Сразу или после завтрака.

 

 — Лучше сразу. — подумав, ответил Олег. — А потом еще раз после завтрака.

 

 — Вот и я тоже так думаю. А то, может, прямо сейчас в кусты свернем? Вон вроде подходящие...

 

 — Как скажешь, Танечка, как скажешь... — Олег улыбнулся, притормаживая и выворачивая руль.

 

 

Если не пытаться приукрасить действительность, то нашу семью никак нельзя назвать богатой. Даже зажиточной нельзя. Не голодаем конечно, особо не бедствуем, но и не более. Поэтому покупка мамой домика в деревне сначала была воспринята мной как не очень удачная шутка.

 

— Домик? В деревне? — хихикнул я — Ну теперь заживем! Корову заведем, она нам молоко давать будет... А может и мясо... если молока мало будет.

 

— Смейся-смейся... — мама устало опустилась на табурет в коридоре — А я только что оттуда приехала. Запущено все конечно, но не страшно, потихоньку разберемся.

 

— Мам, ты чего? Правда чтоль? — появились у меня некоторые сомнения насчет шуток.

 

— Правда. А ты как думал, мать врать тебе будет?

 

— Верю, верю! — сдался я, хотя в глубине души еще сомневался в ее словах — Рассказывай давай — что, как, зачем? Где? И нафига оно нам?

 

Вкратце история оказалась такова: мамина сослуживица наконец-то перевезла к себе престарелых родителей. Опустевший домишко в глухой деревне так бы и развалился сам по себе, но деревню облюбовали дачники — из тех, кому не досталось места ближе к городу. На данном этапе таковых было еще немного, поэтому тетка уступила избушку маме за символическую сумму.

 

— Там хоть жить можно? Или сразу на дрова его разобрать? — перешел я к практической стороне.

 

— Ну так... можно. Тем более летом. Только поправить кое-что по мелочи и убраться.

 

— И кто поправлять будет?

 

Это был чисто риторический вопрос. И так понятно, что кроме нас некому. А поскольку я единственный мужчина в семье — то и перспективы у меня на лето вырисовываются совершенно не радужные.

 

— Да там немного совсем! Говорю же — мелочи. Мы ведь зимовать не собираемся. Зато воздух чистый, лес, речка!

 

Ну-ну... — подумал я. Некоторые из моих друзей имели родственников в сельской местности и по их рассказам я точно знал, что все деревни делятся на два типа: либо возле шоссе, с магазинами, школами и прочими культурно-просветительскими организациями, но так же с шумом, выхлопными газами, замусоренным лесом и тому подобным. Либо полузаброшенные поселения посреди дичающей природы, с доживающими свой век стариками. Похоже, у нас был классический второй случай.

 

— Завтра вместе поедем, отвезем кой-чего, сам все и увидишь. — закончила разговор мама.

 

Выехали мы с самого раннего утра. До деревеньки оказалось километров пятьдесят, из них десять по такой дороге, что я всерьез опасался за целостность нашей машины. Наконец прибыли. С наслаждением выбравшись на волю я потянулся, обозревая окрестности и вдохнул чистый, разительно отличающийся от городского воздух. Мда, не все так плохо... Забор покосился — ну и хрен с ним, не упал же! Можно пока не трогать. Дом снаружи тоже вроде ничего, по крайней мере входить в него не страшно. Мама загнала машину во двор, мы вытащили привезенные вещи и вошли внутрь. Ну, я примерно так себе это и представлял: все вроде на месте, но захламлено и грязно. Если убраться и пару досок на место прибить, то и правда на первое время хватит.

 

— Нагляделся? — подтолкнула меня мама — Тогда быстренько переодевайся и за дело!

 

До обеда мы трудились как пчелки, успев перетащить весь мусор и оставленную предыдущими хозяевами ненужную утварь в стоящий рядом сарай. К счастью, домик был небольшой — веранда, сени, прихожая с печкой и одна комната.

 

— Уффф... — уселась мама на качающийся и поскрипывающий при каждом движении стул. — Хватит пока. Пора и пообедать.

 

— Помыться бы... Мы ж в пыли все... — я хлопнул рукой по футболке на груди, выбив из нее серое облако. Вообще-то за домом обнаружился летний душ с баком наверху, нагреваемым солнцем, но туда надо было руками залить воды, о чем мы вовремя не позаботились.

 

— Мда... Об этом я не подумала... — призналась мама. — Надо было сразу воду из колодца натаскать — за полдня она бы на солнышке согрелась.

 

— Мам, ты ж говорила тут речка есть — пошли окунемся!

 

— Да у меня и купальника нет! — замахала она руками.

 

— Ну и что? Кто тебя тут увидит?

 

— Ты мне голой что ли купаться предлагаешь? — прищурилась она.

 

— Ну что ты! — возмутился я, хотя успел уже представить эту картину, отчего внутри меня что-то сладостно сжалось. — В обычном белье можно. Отойдем в лес, там нет никого.

 

— А ты? — засомневалась она.

 

— А что я, не видел тебя что ли?

 

Тут я несколько приврал, так как несмотря на совместное проживание видел маму в трусах и лифчике очень нечасто и то преимущественно со спины. Мама задумалась и машинально поправила прическу, смахнув с волос какую-то труху. Это и решило дело в пользу моего предложения.

 

— Пойдем! — решительно сказала она.

 

Сначала мы по протоптанной тропинке добрались до самой реки, где оказалось подобие пляжа, а затем минут десять шли вдоль нее, продираясь сквозь кусты.

 

— Ма, а что тут нет никого? Одни мы на всю деревню? — заинтересовался я.

 

— Нет, сегодня рабочий день просто. А к выходным понаедут. Местные на другом конце деревни остались, а тут все вроде нас с тобой — дачники.

 

Подходящее место нашлось не сразу, зато оказалось скрыто со всех сторон от чужих взглядов и имело удобный спуск к воде. Я мигом разделся до трусов и вопросительно посмотрел на маму. Она отчего-то не торопилась, глядя на меня, затем скомандовала:

 

— Отвернись! Стриптиз ждешь? Не дождешься.

 

Я отвернулся. Сзади прошуршал снимаемый мамой сарафан,

 

— Пошли! — услышал я и она проследовала мимо меня к воде.

 

Я успел разглядеть самые обычные белые трусики и лифчик, совсем не их тех что используются для соблазнения мужчин. Мама забежала в речку по колено, слегка взвизгнула и неожиданно нырнула с головой.

 

— Иди, Вовка. водичка — класс! — отфыркиваясь, позвала она.

 

Прохлада речной воды после возни в пыли и правда показалась раем. Мы с полчаса плескались, смывая с себя следы уборки. Мама выбралась первой, я, нехотя, следом. Еще выходя из воды мне показалось, что в ее облике что-то изменилось, но сначала я не понял что именно. Мама подхватила полотенце и вытирая голову повернулась ко мне:

 

— Уфф, как заново родилась! Правда, Вов?

 

Я не ответил, разглядев наконец что мамино белье, намокнув, прилипло к телу, да еще плюс к тому обрело некоторую прозрачность. Не абсолютную, но достаточную, чтобы свободно видеть ее грудь и два темных круга возле сосков. Трусики тоже демонстрировали выпуклость лобка и аккуратную темную вертикальную полоску волос на нем шириной сантиметра три. Сразу под ней обрисовывались половые губы.

 

— Чего молчишь? — мама отбросила полотенце и посмотрела на меня.

 

Проследив мой взгляд, опустила глаза, ойкнула и закрыла груди обеими руками. Снова взглянула на меня, на себя, ойкнула еще раз и присела, одной рукой закрывая промежность, которую я как раз в этот момент и разглядывал. Тут я немного пришел в себя и понял, что и сам выгляжу не очень. Член торчал вперед и немного вниз, выпрямившись во всю длину, да еще мокрые трусы облепили его, повторяя рельеф. Во всяком случае было прекрасно видно где начинается головка и какой она формы. Я резко отвернулся:

 

— Все, мам, я не смотрю!

 

Сзади послышался шорох, мама одевалась.

 

— Можешь в кусты сходить, трусы выжать. — посоветовала она.

 

Я с радостью воспользовался предложением, но совсем по другой причине. Забравшись туда, где мама меня разглядеть не могла, а я ее видел, я скинул мокрые трусы и с наслаждением провел рукой по напряженному стволу. Мама, поглядев в мою сторону и решив что я убрался достаточно далеко, повернулась ко мне спиной, стянула бретельки сарафана с плеч, завела руки за спину и расстегнула лифчик. Сняв от него, вернула сарафан на место. Я задергал себя еще энергичнее. Она же, избавившись от одной мокрой тряпки, так же поступила и с другой. Как только она сунула руки под подол я почувствовал что кончаю, но сдержался, дождавшись пока увижу как из-под сарафана показались ее трусики. С таким наслаждением я не кончал, наверное, никогда. Отдышавшись, я выжал свои трусы, натянул их и вернулся к маме. Она давно спрятала свое белье, но мне достаточно было просто знать, что под сарафаном на ней ничего нет чтобы снова почувствовать возбуждение.

На обратном пути я слегка отстал, шагая сзади и оценивая достоинства маминой фигуры. Надо отметить, что при ходьбе по пересеченной местности легкий сарафан, да одетый на влажное тело — это очень возбуждающе. Пользуясь тем, что мама меня не видит, я, сунув руку в карман, мял член, подумывая наплевать на чистоту белья и позволить себе прямо на ходу сдрочнуть в трусы. Если бы наш путь оказался чуть длиннее так бы оно и вышло, но вместо этого пришлось сразу от калитки под ерундовым предлогом шмыгнуть в сарай и уже там освободится от рвущегося на свободу семени.

 

За обедом мы обсудили дальнейшие наши действия касательно уборки, и после вновь принялись за это пыльное дело. В сенях на потолке я обнаружил лаз на чердак и немедленно возжелал туда забраться. Ну в самом деле, должна ж у меня быть своя личная территория? Мама не возражала.

 

— Только там убираться будешь сам! — предупредила она.

 

Много времени ушло на поиски лестницы. Она обнаружилась в сарае, покачивалась, поскрипывала и вообще не внушала особого доверия, но за неимением лучшего я решил рискнуть.

 

Помещение встретило меня духотой и пылью на всем. Первым делом я кинулся к окошкам на обоих фронтонах, но оказалось что они не открываются. Зато можно вытащить раму вместе со стеклами, что я немедленно и сделал. Сразу посветлело и посвежело. Выяснилось, что одно окно выходит в сторону реки, а другое на соседние дома. Затем пришел черед мусора, которого оказалось едва ли не больше чем во всем остальном доме. Короче, к вечеру я снова был как свинья, однако предложить маме сходить на речку опасался. Тем больше было мое удивление когда она предложила это сама:

 

— Пошли, Вов, окунемся перед отъездом.

 

Я согласился, хоть и не понимал как она собирается избежать той щекотливой ситуации.

 

Все оказалось очень просто — во-первых, наступили сумерки, а во-вторых, мама, выходя из воды, просто велела мне отвернуться. Когда я получил разрешение взглянуть на нее мама была уже одета. Даже карманы сарафана слегка топырились от лежащих в них трусиков и лифчика. Хоть я и ожидал чего-то подобного, но все равно было обидно. Я даже трусы выжимать не пошел в кусты, а сделал это прямо на берегу, просто повернувшись к маме задом.

 

Только приехав домой я понял насколько устал за этот день. Едва переступив порог я завалился спать, промычав что-то невнятное на мамин вопрос про ужин.

 

Следующий день я посвятил сборам. Мама предупредила, что ближе к выходным мы переселимся в наше «загородное поместье» надолго. В смысле на несколько недель. Заодно и доделаем там все что не успели. Радости это мне не доставляло, но и деваться было некуда. Оставалось только, как говорится, расслабиться и получать удовольствие. Всего вещей вышло два нехилых баула — и это только мое!

 

В деревеньку мы приехали под вечер пятницы. Выгрузившись, я сразу обратил внимание что в окрестностях появилась жизнь. Где-то играло радио, в воздухе тянуло шашлыком, а в соседнем доме горел свет. Нам, однако, было не до этого. Для начала надо было обеспечить себе цивилизованный ночлег, поэтому мама допоздна мыла комнату, а я пытался укрепить две оставшиеся от предыдущих хозяев расшатанные кровати.

 

Суббота так же началась с хлопот. Я отмывал свой чердак а мама что-то делала внизу. Выяснилось, что на чердаке кто-то уже пытался обосноваться, но видно что-то пошло не так. Во всяком случае мне остался столик, стул, здоровенный сундук и прибитые к стропилам полки. (Специально для sexytales.org — секситейлз.орг) Кровать я соорудил сам, широченную, из найденных в сарае досок.

 

— Вовка, как ты тут? — появилась в люке голова мамы. — А то тебя полдня уже не видно.

 

Она выбралась наверх, огляделась вокруг, провела пальцем по ближайшей поверхности, убедившись что все чисто.

 

— А это что? Кровать? — удивилась она, узрев мое двуспальное ложе.

 

— Ага.

 

— Ну-ну... — она села на нее, затем откинулась на спину. — Жестковато как-то...

 

— Я еще не доделал.

 

— А... ну ладно.

 

В этот момент снизу донесся стук в дверь:

 

— Э-э-эй, хозяева! Есть кто дома!? — громко вопрошал мужской голос.

 

Я скатился по лестнице и выскочил на крыльцо. У дверей стоял здоровый мужик средних лет, в майке и шортах и улыбался во всю харю.

 

— Здорово, пацан! Ты один?

 

Обращение меня покоробило. Я, конечно, молод, но не настолько.

 

— Нет.

 

— Ну зови остальных. Скажи, сосед знакомиться пришел.

 

Я оставил его за порогом и вернулся в сени, намереваясь позвать маму, но опоздал. Она уже сама спускалась по лестнице. Безо всякой задней мысли я подошел ближе и тут мне открылся вид снизу под ее платье. Я чуть не споткнулся. Трусики сегодня были другие, поменьше, с кружевной каймой, закрывающие незначительную часть ягодиц. Видимая часть упругих полушарий соблазнительно перекатывалась когда мама переставляла ноги. Кроме того, ступеньки лестницы были довольно далеко друг от друга и ноги ей приходилось высоко поднимать. Планка трусиков в промежности от этого натягивалась и норовила съехать в сторону, обнажив то одну, то другую губку. К моему глубокому сожалению этого так и не произошло, зато до того как мама меня заметила я успел сообразить и отойти в сторону, словно ничего и не видел.

 

— Кто там? — спросила она.

 

— Сосед. Знакомится пришел.

 

Мужик топтался у двери. Мы впустили его внутрь и усадили за стол на веранде. На столе тут же материализовалась бутылка коньяка. Мне осталось совершенно непонятно где он ее до этого прятал. Мама собрала чего перекусить, относясь к незваному гостю достаточно дружелюбно. Хрен его знает, может, настоящие мужики именно так и должны ходить к незнакомым соседям? Мне вот он все равно чем-то не нравился.

 

За разговором выяснилось, что у них с братом точно такой же дом-дача сразу за нашим забором, причем уже третий год. Заодно он просветил нас относительно остальных соседей. Рядом с ними живет молодая пара, лет по двадцать пять. Чуть дальше пенсионеры-огородники. С другой стороны тетка в возрасте с маленькими детьми... Ну и так далее. Чем меньше оставалось в бутылке, тем словоохотливее становился мужик. Мы узнавали все новые и новые тайны про местных обитателей, уже не понимая, стоит ли верить всему что слышим. Излияния прервало появление второго брата:

 

— Пашка! Вот ты где! Вы извините, он такой... общительный.

 

Мне, однако, показалось что оба они одинаковые. Просто один уже выпивши, а другой еще не очень. Впрочем, от обоих мы с мамой получили приглашение на вечер на шашлыки. Вот там и посмотрим, кто есть кто. — подумал я — Если, конечно, пойдем.

 

Выпроводив гостей, мы после недолгого совещания решили что надо сходить. Ибо с соседями следует поддерживать хорошие отношения, да и скучать дома, когда рядом такое веселье как-то глупо.

 

Часам к девяти во дворе у братьев собрались все приглашенные: мы двое, та молодая пара и еще какой-то усатый мужик, поминутно отбегавший в сторону поговорить по телефону. Молодые, Юра и Женя, произвели на меня неплохое впечатление, хотя Юрик подозрительно быстро набрался и стал клевать носом. Женя, мелкая и смешливая, с короткой, почти как у мужа, стрижкой и длинным острым носиком, старалась его расшевелить. Усатый куда-то вскоре исчез с концами и нас осталось шестеро.

 

Коньяка у братьев оказалось много. Юрик в конце концов сдался и заснул прямо за столом. Мишка, Пашкин брат, предложил отнести его к ним в дом и оставить до утра. С ним мы и поволокли Юрку внутрь. Женька бегала вокруг, открывала двери, предупреждала про ступеньки и больше мешалась чем помогала. Когда мы пристроили тело и вышли из дома мама уже куда-то делась.

 

Пашка тоже пропал, но на это никто не обратил внимания.

Выпитая жидкость дала о себе знать и я огляделся в поисках туалета. Где он находится на участке братьев я выяснить не удосужился. Устроится под ближайшим деревом помешало присутствие где-то рядом хозяев, которым это может не понравится. Так что самым простым выходом мне показалось быстренько сбегать на свой участок, благо в нашем общем заборе не хватает пары досок и можно проскочить не выходя на улицу.

 

Добредя по высокой траве до дыры, я протиснул в нее верхнюю половину туловища и собрался перешагнуть нижнюю перекладину, когда почти рядом раздался шепот. Я замер и прислушался, оглядываясь. Несмотря на сумерки, слева, в трех метрах от меня, под яблоней стояли мама и Пашка. Да еще и целовались.

 

Ну ни фига ж себе! — подумал я.

 

Мне, мягко говоря, уже давно было известно что люди трахаются и им это нравится. Поэтому мысль что у мамы наверняка иногда что-то бывает с разными мужиками меня нисколько не обижала. Если ей хочется — пусть хоть каждый день трахается. Поэтому хоть Пашка мне лично и не был особо симпатичен, к тому что он сейчас делает с мамой я отнесся спокойно. Зато захотелось узнать, насколько далеко в этом деле мама может зайти с человеком, которого знает всего полдня.

 

Пашка явно нацелился использовать маму по полной программе. Ощупав все ее тело через одежду и уделив при этом особое внимание ягодицам, он вознамерился расстегнуть ей платье. С верхней пуговицей он справился быстро, но потом она перехватила его руки, не допуская до следующей. Пашка сделал вид что сдался, но стоило маме расслабится, как он записал на свой счет еще одну пуговку. В разошедшемся на груди платье показался белый лифчик, но теперь мама бдительности не теряла. Я тихонько подрачивал, пытаясь определиться на чьей я стороне. Как порядочный сын, должен бы быть на маминой. Но поскольку сама она не собиралась убегать, а посмотреть что они будут делать после того, как Пашке удастся ее раздеть очень хотелось, я склонялся на его сторону. В том, что все у него получится я не сомневался.

 

Тем временем после нескольких безуспешных попыток добраться до пуговиц Пашка схватил маму за руки и с некоторым усилием опустил их вниз, прижимая к своему животу и совершенно естественным образом засовывая себе в шорты. Наверное, мама не стала возражать против этого, потому что он отпустил ее и принялся задирать подол платья. Я затаил дыхание, глядя как постепенно открываются ее ноги, все выше и выше. Вот показались трусики и Пашка немедленно залез одной рукой в них спереди, а другой поддел сбоку и потащил вниз. Я почувствовал, что сейчас кончу, но...

 

— Пашка! — совсем рядом раздался Мишкин голос. — Пашка! Ты где!?

 

Мама выдернула руки из Пашкиных штанов и оттолкнула его, отступив на шаг. Я замер. Еще не хватало чтобы Мишка застал нас всех здесь в таком виде! Я, правда, не сомневался что между братьями секретов нет и Пашка все равно потом поделится впечатлениями с ним, но все же...

 

— Пашка! — не унимался Мишка. — Вовку не видел?! Он не с тобой!?

 

Вот падла! — подумал я — Предупреждает братца, что я бесконтрольно здесь брожу. Значит знает, зачем братец отлучился.

 

— Паша, пошли отсюда. — мама поправила платье и застегнула все пуговицы.

 

— Может, по быстрому успеем? — на Пашку с торчащими вперед штанами было жалко смотреть. Я подумал, что выгляжу наверное так же. И в смысле штанов, и в смысле разочарования.

 

— Нет. — была непреклонна мама.

 

— Ну хоть минет...

 

— Нет я сказала! — мама сделала шаг по направлению к нашему дому.

 

— А завтра? — не терял надежды Пашка.

 

— Посмотрим...

 

— Приходи после обеда.

 

— Ну не знаю... — протянула мама и тут же спросила — А Мишка?

 

— Придумаю что-нибудь...

 

— Вот если он уедет, тогда подумаю.

 

— Хорошо. Точно придешь?

 

— Все, Паш, все... — мама развернулась и быстрым шагом ушла.

 

На этот диалог ушло всего несколько секунд.

 

— Иду уже! — вовсю глотку заорал недовольный Пашка, сердито сопя, пролез в забор и направился к брату мимо съежившегося в зарослях под забором меня.

 

Немного подумав, я собрался вслед за ним. Надо выйти к ним совсем с другой стороны и сказать, что на самом деле я был далеко от этого места и ничем Пашкиному времяпрепровождению не угрожал. Пусть теперь злится что Мишка зря их спугнул и локти кусает.

 

Стараясь не шуметь я обошел участок вдоль забора и свернул к месту где слышались голоса. За столом сидели Мишка и Женя. Оба достаточно пьяные, покачиваясь и поддерживая друг друга. Пашка стоял рядом и мне издалека было видно, как оттопыриваются спереди его шорты. Что-то подсказало мне, что не стоит торопиться себя обнаруживать. Я сделал небольшой крюк в тени яблонь, подбираясь ближе.

 

— Ну как? — спрашивал Мишка.

 

— Не дала! — Пашка раздосадованно выпятил пах, демонстрируя свою неудовлетворенность.

 

— Почему? — Мишка удивился. — Вроде все должно было сложится, я ж видел...

 

— Потому что ты, придурок, чуть не над ухом заорал! Я ей уже...

 

— Кто не дала? — пьяно вклинилась в разговор Женя.

 

Братья прервались, посмотрели друг на друга, потом на девушку.

 

— Есть тут одна... — начал Мишка.

 

Пашка уселся на лавку с другой стороны от девушки.

 

— Все время Пашку дразнит а не дает. Вон, смотри, как мучается! — продолжал Мишка.

 

Пашка приспустил шорты и вывалил перед Женей толстый бугристый член. От неожиданности она отшатнулась, но Мишка ее придержал.

 

— Представляешь, Женечка, он же не уснет с таким стояком. Как ты думаешь?

 

— Ннне-е-е уснет... — Женя опять попыталась отодвинуться.

 

Мишка опять придержал ее, приобняв, а Пашка поймал ее ладонь и положил на свой член, крепко обхватив поверх. Пока Женя вяло пыталась выдернуть руку, Мишка тоже вывалил свой орган, еще побольше Пашкиного и поместил его девушке в другую руку. Женя растерянно смотрела то в одну, то в другую сторону, и там и там видя мужской член в своей руке. Мало того, оба мужика ее руками еще и мастурбировали, неторопливо двигая вдоль стволов. У каждого оставалось еще по одной свободной руке, которым тоже нашлось занятие: Пашка неторопливо задирал Жене футболку, а Мишка пытался пробраться ей между сжатых ног. Лифчика под футболкой не было, поэтому у Пашки получилось удачнее. Через минуту он осторожно пожимал небольшую грудь. Мишка после нескольких неудачных попыток залезть в промежность завладел второй грудью.

 

Вскоре Пашка запыхтел особенно громко и из его члена вверх и вперед брызнула мощная струя. Женя вздрогнула и отдернула руку от Пашкиного органа. Мишка, однако, словно не замечая ничего, продолжал свое дело. Пашка, едва выпустив последние струйки, вопреки моим ожиданиям совсем снял шорты вместе с трусами. А потом, подхватив Женю под коленки, приподнял их и развернул девушку вдоль скамейки спиной к брату. Мишке осталось только слегка потянуть ее за плечи на себя и Женя мгновенно оказалась в недвусмысленной позе, лежа на спине с поднятыми и разведенными в стороны ногами, заботливо поддерживаемыми Пашкой. Пока девушка пыталась осознать изменение своего положения в пространстве братья поменялись местами. Пашка поцелуем закрыл ей рот, заглушив возмущенный возглас, когда его брат стянул с нее трусики, на мгновение дав мне разглядеть гладко выбритый лобок. А потом передо мной между женских ног оказалась Мишкина задница. Она дернулась раз, другой, и начала размеренно раскачиваться.

 

Трахает! — изумился я — Надо же, он ее трахает! А если Юрка проснется? При всем этом я не переставал дрочить, даже после того, как один раз забрызгал спермой ближайший куст. Это был первый настоящий половой акт, увиденный мною вживую. Женя возмущенно попискивала и не оставляла попыток выбраться из-под Мишки. Тот не обращал на это внимания, продолжая свое дело. Пашка, глядя на это, повернул ее голову набок и пытался сунуть свой начавший вставать член ей в рот. После нескольких попыток у него это получилось. Глядя как Женю трахают одновременно два взрослых здоровых мужика я кончил еще раз. Возможно, я смог бы и еще, но тут подошли к финишу и братья.

— Миша, в меня нельзя! — пробормотала Женя, почувствовав это и на секунду выпустив изо рта Пашкин член.

 

Мишка, выдернув невероятно раздувшийся орган, излился на землю рядом со скамейкой. Пашка, оставив в покое женский рот, перебрался на место брата, но не продержался и минуты, заливая спермой Женино бедро. Ненадолго я успел рассмотреть раскрывшуюся женскую промежность и то самое отверстие, куда надлежит вставлять мужской прибор.

 

Пашка помог Жене привести себя в порядок и ушел в дом. Она заметно протрезвела, но особенного возмущения произошедшим не выказывала. Мишка отправился провожать ее домой. Я бы не удивился, если бы он трахнул ее там еще разок, но уже чувствовал себя полностью опустошенным и потому заторопился к себе.

 

— Ты где был!? — возмутилась мама, едва я переступил через порог. — Ночь на дворе!

 

— Да тут... сидели... — я неопределенно махнул рукой в сторону. — Что ты, мам, тут же свои все! Через заборы лазаем, даже на улицу выходить не надо!

 

— И что вы там делали?

 

— Завтра расскажу. Давай спать, мам, устали же...

 

— Ладно, спи... Можешь у себя на чердаке, я там все постелила.

 

Забравшись по скрипучей лестнице, я обнаружил пышную широкую постель. Не знаю уж чего и во сколько слоев там мама настелила, но получилось просто отлично, в меру мягко, в меру упруго и вообще здорово. Я разделся, нырнул под одеяло и заснул, успев подумать что надо бы завтра как-то объяснить маме что я делал весь вечер, но при этом не выдать что случилось на самом деле.

 

Утром я постарался найти себе занятие так, чтобы не пересекаться с мамой. Пока не придумаю что рассказать про вчера. К счастью, хозяйственных дел еще хватало и мама занялась ими, а я после завтрака залез обратно на чердак и принялся оттирать от грязи стекла вытащенных из фронтонов рам, попутно обозревая с высоты окрестности. Из головы не шел мамин разговор с Пашкой. Хоть она и не обещала ничего твердо, но мне казалось, что если Мишка все-таки куда-нибудь уедет она обязательно к Пашке пойдет. К великому моему сожалению оказаться в этот момент в доме братьев я не мог никак. А посмотреть, что там будет происходить очень хотелось. Точнее, что там должно случится я примерно представлял, потому увидеть это хотелось до боли в яйцах.

 

Я долго рассматривал участок братьев в окошко. Виден был кусочек их двора, не тот где мы сидели, а с другой стороны дома и краешек этого самого дома. Рядом отлично просматривался почти весь участок Юрика и Жени, но он мне был не нужен. Чуть дальше на веранде пили чай две тетки лет по сорок и тот усатый мужик, что был вчера и внезапно исчез. Еще в стороне был виден второй этаж какого-то дома совсем не деревенского вида, наверное недавно построенного. Короче, того что мне было нужно я как раз и не наблюдал. Аж заплакать захотелось от досады.

 

Что-то мелькнуло во дворе у Юрки и Жени. Проснулись наконец — решил я — Небось оба с больными головами. А у Женьки, наверное, не только голова побаливает. Однако Юрик, видно, был еще не в состоянии встать. Из дому вышла одна Женя в купальнике. Я подумал, что она отправится на пляж, но девушка расстелила покрывало у себя же на участке, в уголке у забора. Пока я гадал, почему она расположилась не возле реки, где так приятно поплескаться, Женя скинула верх купальника и улеглась топлесс, подставляя небольшую грудь солнцу. Я немедленно шарахнулся от окна, опасаясь быть увиденным. Впрочем, и осторожно выглядывая я все прекрасно рассмотрел. Маленькие холмики грудей, маленькие соски, светло-коричневые круги около них... Даже показалось, что я вижу несколько бледных синяков от пальцев кого-то из братьев. Разглядывание Жени вместе с воспоминаниями о вчерашнем несколько улучшило мое настроение. От созерцания женского тела меня оторвала мама:

 

— Вов, обедать иди!

 

Я спустился вниз.

 

— Вов, у тебя после обеда какие планы? — словно невзначай спросила она меня.

 

— Не знаю... — пробубнил я с набитым ртом. — А что?

 

— Да вот думаю погулять сходить. Я тут с женщиной одной с утра познакомилась. Ты с нами не хочешь?

 

Вариант был беспроигрышный — мама прекрасно знала что я ни за что не потащусь с двумя тетками, которые всю дорогу будут обсуждать свои, не интересные мне дела.

 

— Нет. — ответил я. — Не дождетесь. Сами гуляйте, а я лучше посплю.

 

И тут, пока я блуждал взглядом по сторонам, оценивая проделанную мамой за полдня работу, меня осенило. Ведь я, безуспешно прыгая сегодня возле окна на чердаке, совсем забыл про окна внизу! Вот, например, в прихожей! Два окна, и оба выходят на дом братьев! И если забраться на печку... Подожди! — оборвал я себя — Еще неизвестно, может оттуда тоже ничего не видать!

 

Быстро поев, я еле дождался пока мама зачем-то выйдет на улицу и взлетел на печь. Ммм... Да... Окно в доме братьев, конечно, вот оно, прямо напротив. И даже ветки деревьев не сильно его загораживают. Но вот от комнаты видна только маленькая часть, самый центр. Ну еще немного стена слева и спинка кровати. Жалко. Сомневаюсь, что все будет происходить на видимом мне пространстве, но может хоть что-то увижу.

 

Поднявшись к себе, я сначала выглянул в окно. Женя все еще загорала, теперь, правда, перевернувшись на живот. Трусы ее купальника были очень близки к тому, что называется «стринги» и сначала мне показалось, что она сняла и их. Разглядывая ее, я вспомнил, как, собирая вещи, долго крутил в руках бинокль, думая брать его с собой или нет. Бинокль был настоящий, немецкий, привезенный, как считалось у нас в семье, моим прадедом с той самой войны в качестве трофея, довольно большой и тяжелый. Собираясь сюда, я не думал, что он мне пригодится, но в городской квартире он тем более не был нужен, а здесь существовала гипотетическая возможность использовать его по назначению. Но так как лишнюю тяжесть тоже тащить не хотелось, я долго раздумывал и так и не помнил что решил.

 

Вытащив из-под кровати обе сумки, перерыл их обе, прежде чем нашел бинокль, заботливо упакованный на самом дне. Если бы специально не искал — никогда бы на него не наткнулся. Вооруженным глазом рассматривать Женю стало гораздо интереснее, но легкое поскрипывание лестницы подсказало, что мама поднимается ко мне. Я еле успел спрятать оптический прибор в сумку.

 

— Что это тут у тебя творится? — удивилась мама, глядя на разбросанные по кровати вещи.

 

— Да так, сумки разбираю...

 

— А-а-а, ну-ну... — мама утратила к этому интерес и подошла к окну. — Вов, ты видел, как Женька загорает?

 

— Видел... — не стал я врать. Я ж не виноват, что она в таком виде.

 

— И как тебе?

 

— Что «как»? — я подошел и стал рядом.

 

— Как тебе ее купальник?

 

— Прикольно. Вся задница видна.

 

— Нравится?

 

— Чему там нравится? — буркнул я — Взяться не за что. Ты бы в таком купальнике намного выигрышней смотрелась.

 

— Да-а-а? — рассмеялась мама — Это точно! Я вообще за последнее время пару лишних килограмм набрала. Вот только купальника такого у меня нет. О-о-о, смотри-ка!

 

Женя вновь перевернулась на спину, подставляя грудь солнцу и нашим взглядам.

 

— Тоже скажешь, грудь маленькая? — спросила мама.

 

— Скажу! Мам, ну ведь правда маленькая, разве нет?

 

— Зато красивая. Не то что у меня.

 

— Мам, у тебя лучше!

 

— Вов, ну откуда тебе знать-то? Ты что, меня голой видел?

 

— Нет, мам, но вот же... не совсем голой, но... — вспомнил я сцену у реки.

 

— А, ну да, помню... Так лифчик на то и нужен, чтобы поддерживать грудь в выгодном положении. А без него... А у Женьки, смотри, и так...

 

Тут нашу познавательную беседу прервал звук заводящейся машины. В чистом деревенском воздухе растекся запах выхлопных газов. Двигатель рыкнул пару раз и выглядывающий из-за дома братьев зад их машины укатился из поля зрения.

 

— О, братья куда-то поехали... — прокомментировал я это.

— Это Мишка. — на автомате ляпнула мама.

 

— С чего ты взяла? Может Пашка.

 

— Ну может и он. Я не знаю. — исправилась она. — Ладно, пора мне.

 

Она спустилась вниз. Я переждал возникшую там суету, связанную со сборами и услышав как хлопнула входная дверь скатился по лестнице. Подскочив к печке чертыхнулся, вернулся обратно, откопал из сумки бинокль и снова занял позицию на печи.

 

Торопился я зря. В доме братьев пока еще никто не появился. Не знаю, где мама была все это время, но я уже начал подумывать что проиграл вчистую и все интересное происходит где-то в другом месте. В этот момент в окне напротив что-то мелькнуло и я поднес к глазам бинокль.

 

В комнате были мама и Пашка. Мама с любопытством оглядывалась, изучая интерьер. Пашка обнимал ее сзади, целуя в шею и пытаясь раздеть. Сегодня она не сопротивлялась и очень быстро осталась в красивом светло-фиолетовом белье, сплошь состоящим из кружев. На этом Пашка приостановился и разоблачился сам, сразу и полностью, с торчащим готовым к бою членом. Маму это не испугало, она даже потрогал его за этот предмет, а вот потом Пашка увлек ее за собой в сторону кровати, в недоступное для наблюдения место. Я чуть не застонал от досады.

 

Насколько мог я сдвинулся в сторону, вжавшись в стену. Так было видно кусочек кровати примерно с полметра. Сначала там появилась мамина голова лицом вверх, потом над ней нависла Пашкина. Его губы прижались к маминым и стало заметно, что кровать ритмично покачивается. Пока я пытался представить, что происходит в невидимой мне области, обе головы исчезли. Пашкина тут же появилась снова, лицом вверх. Мамы видно не было, но кровать снова закачалась. Воображение тут же дорисовало невидимый фрагмент. Кровать раскачивалась все сильнее и сильнее, но вдруг Пашка пропал из виду. Снова появилась мама, опирающаяся на руки. Раком — догадался я. Судя по тому как она раскачивалась от Пашкиных толчков тот очень старался. Я смотрел на это и страшно жалел что не вижу всей картины. Это, однако, не мешало мне онанировать. Мама вновь пропала, на этот раз надолго. Наверное закончили — решил я. Подтверждая мою догадку они вышли в центр комнаты, к разбросанной одежде. Мама была уже в трусах и лифчике, снова не дав мне возможности посмотреть на нее без одежды. Пашка, болтая висящим членом, помог ей одеть платье, поцеловал на прощание и проводил до двери.

 

Я застегнул штаны и поплелся к себе на чердак, размышляя о том, что сегодняшний день — явно не мой. Вроде бы, с одной стороны, все видел и могу рассказать когда и что они там делали, но в то же время не видел своими глазами ничего. Даже подрочить толком не смог.

 

Обратно мама вернулась быстро. Я едва успел подняться наверх.

 

— Вов, ты здесь? — услышал я ее голос, веселый и довольный.

 

— Здесь!

 

— Ты не помнишь, у нас вода в душе есть?

 

— Должна быть. Я утром натаскал.

 

— Отлично!

 

Мама быстро переоделась в халат и побежала на улицу мыться. Я спустился вниз. По комнате была разбросана ее одежда. Трусики лежали у самой двери. Я поднял их. В промежности расплылось большое влажное пятно. В нос ударил запах женщины и мужской спермы. Мой член обрел каменную твердость. Я колебался всего несколько секунд, а затем извлек его из штанов и прислушиваясь не скрипнет ли дверь лихорадочно заработал рукой. Когда мамины трусики приняли на себя еще и мое семя я постарался положить их на то же место где взял и тихонько убрался к себе. В то, что она заметит следы моего преступления я не верил. Не станет же она их разворачивать и рассматривать — не многовато ли жидкости из нее вытекло.

 

Остаток дня прошел без приключений. Мама выглядела чрезвычайно довольной, я старался не подать виду, что что-то знаю. Дачники, которым завтра на работу, разъезжались. Пашка с Мишкой набрались наглости и заскочили к нам попрощаться. Впрочем, как я понял из разговоров, их трудовая деятельность не мешала им устроить себе выходной и среди недели. Но вот именно завтра они должны быть в городе, о чем очень сожалеют. Особенно, надо полагать, сожалел Пашка.

 

Утром, по традиции стоя у окна, потягиваясь и обозревая окрестности, я к своему удивлению обнаружил что Женя с Юркой тоже никуда не уехали. Юрка, полностью оправившись от позавчерашних возлияний, сидел за столиком во дворе и что-то прихлебывал из бокала. Напротив него с книжкой расположилась Женя, в таком же виде как и вчера.

 

— Проснулся? — в люке показалась мамина голова. Не иначе — услышала как я тут топаю.

 

— Ага.

 

— Здоров ты спать — она выбралась и подошла ко мне. — Обед уже скоро.

 

— Да ладно, еще и одиннадцати нет...

 

— А это мало, по твоему? О, гляди-ка, Женька! И Юрка тут! — заметила она молодежь. — Ты опять на Женькины сиськи пялишься?

 

— А я виноват, что она в таком виде перед окнами вертится?

 

— Ну ладно, ладно, шучу...

 

Тем временем Юрка допил то, что у него было и пожелал удовольствий. Уверенный, что их никто не видит, он разделся догола и вертелся вокруг Женьки, потрясая перед ней напрягшимся членом. Теперь мама с интересом наблюдала за представлением.

 

— А ничего у него... — комментировала она — Ровный, толстый, красивый... Да и сам он парень неплохой. Чего эта дурочка там ждет?

 

Женька отмахивалась от мужа как от надоедливой мухи. Юрке это надоело, он сгреб жену в охапку и потащил в дом, чудом не споткнувшись на крыльце.

 

— Мам, я вчера забыл спросить, как вы погуляли-то?

 

— Погуляли? — не поняла сначала мама.

 

— Ну ты вчера с какой-то теткой ходила же?

 

— С какой теткой? А-а-а... — сообразила она. — Гуляли. да. Неплохо так побродили. Зря ты с нами не пошел.

 

Конечно, теперь-то ей можно что угодно мне наплести. — подумал я, а вслух сказал:

 

— Да? Тогда в следующий раз я с вами пойду. Когда, говоришь. вы опять собираетесь?

 

— Не знаю. — сбавила тон мама. — Только не жалуйся потом что скучно.

 

— Не буду. — пообещал я — Ты только не забудь про меня.

 

Чувствовалось, что я ее сильно озадачил. Теперь и предъявить мне несуществующую тетку затруднительно, и отвязаться от меня для интимных встречь как-то надо.

 

Сегодня мы разбирались с сараем. До самого вечера мы делили его содержимое на три кучи: «сжечь», «вывезти на свалку» и «пусть пока здесь полежит». Самой большой, как я и думал, оказалась третья. В разы больше первых двух вместе взятых.

 

— И стоило возиться? — уныло посмотрел я на дело наших рук.

 

— А какая тебе разница? Тебе все равно делать нечего.

 

— Нашел бы чего. А так только перемазались все. Может на речку сходим? — предложил я без особой надежды.

 

— А пойдем! — неожиданно согласилась мама.

 

Мы подхватили полотенца и потопали к реке.

 

В этот раз купальник у мамы был с собой, поэтому ничто не помешало нам остаться на общем пляже. Тем более что вслед за нами туда же подошел знакомый усатый мужик со своими двумя тетками. Одна из них оказалась его женой а вторая ее подругой, зачем-то увязавшейся с ними на дачу. Обе тетки, несмотря на возраст, выглядели очень неплохо, так что я с пользой провел время, любуясь женскими телами. Обратно мы возвращались уже затемно.

 

Утро вновь выдалось солнечным. Потянувшись, я выглянул в окно. Женька сегодня отсутствовала. Полусонный, я сполз вниз. Мама выдала мне кружку чая, бутерброд и уселась напротив.

 

— Что у нас на сегодня? — спросил я, отхлебывая из кружки.

 

— Выходной. — сообщила мама. — Я тут подумала, что это мы каждый день в хлопотах да в хлопотах... надо же и отдыхать. Так что на сегодня объявляю выходной. Будем есть, спать, гулять, загорать и купаться.

 

Наконец-то! — обрадовался я. — А то дача, дача... Не дача, а каторга какая-то.

 

— И с чего мы начнем?

 

— Ну спать и есть ты пока не хочешь. — рассуждала мама. — купаться рано, вода еще не прогрелась. Так что выбирай: гулять или загорать?

 

Идти неизвестно куда я не захотел и выбрал:

 

— Загорать!

 

Для этого, правда пришлось все же поработать. Выбранное мамой место позади дома заросло травой чуть не до плеч. Пришлось откопать в сарае тронутую ржавчиной косу, потом долго искать точильный брусок... Да и косил я третий раз в жизни. Однако через час место было готово. Мама сходила в дом, вернувшись в купальнике, темных очках и широкополой шляпке, расстелила на выкошенном месте старое одеяло и улеглась, поставляя солнцу живот. Я быстренько разделся до трусов, ленясь идти в дом за плавками и шлепнулся рядом.

Солнце било прямо в глаза. Я отворачивался, щурился, жмурился, но это не помогало.

 

— Мам, а зачем тебе и шляпа и очки? Дай мне что-нибудь одно!

 

— Возми... — разрешила она.

 

Шляпа удачно улеглась на голову, закрывая надоедливое солнце. Однако просто лежать оказалось скучно. Я немного сдвинул головной убор вверх и покосился на маму. Прямо рядом со мной вздымались два накрытых лифчиком холма грудей. Дальше взгляд скользнул по животу, до самых трусиков, туго натянувшихся на бедрах. Обтянув лобок, они плавно скатывались в междуножие, теряясь между сомкнутых бедер. Взгляд снова вернулся к груди и я представил, как бы сейчас выглядела мама, загорай она, как Женька, без лифчика. Картина предстала передо мной настолько ярко, что член начал подниматься и вскоре трусы у меня откровенно встопорщились. На все мои попытки усилием воли отвлечься и вернуть его в нормальное состояние воображение подкидывало очередную картинку, то с мамой, то с Женькой.

 

Пока я так боролся с собой, мама надумала перевернуться на живот. Приподнимаясь, она зацепилась взглядом за мой стояк, но ничего не сказала. Хотя, судя по секундной заминке, мысль такая у нее была. Теперь перед моим взором оказалась перечеркнутая завязкой лифчика спина и выпуклая попа, наполовину скрытая трусами. Воображение получило новую пищу для фантазий и я распрощался с мыслью совладать с непокорным членом. Да и к чему это теперь, если мама все равно видела.

 

— Вов, ты не видел, Женька опять сегодня в непотребном виде загорает?

 

— Не, ее сегодня совсем нет. А почему в непотребном-то?

 

— Ну это я так, вообще... — не стала спорить мама. — Пока она у себя на участке — пусть хоть совсем голая. А вот если на общественном пляже в таком виде появится...

 

— Но у себя-то ей можно?

 

— Можно.

 

— А ты, мам? Ты же тоже у себя, а купальник как у монашки?

 

— А ты бы как хотел? Чтобы я тут с голыми сиськами валялась?

 

— Ну-у-у... — картина нарисовалась передо мной так ярко, что я не нашел что ответить.

 

— Можешь не говорить, и так все ясно.

 

Мама снова перевернулась на спину, кивая при этом на мой пах:

 

— Тебе и так-то, я гляжу, достаточно.

 

Теперь уже я не выдержал и повернулся кверху задом, неловко пряча член под собой.

 

Мы провалялись еще часок, потом мама отправилась готовить обед, а я поднялся к себе, просидев там пока она не позвала меня к столу. Ни Жени, ни Юрки все еще не было видно и я начал за них беспокоиться. В смысле — не уехали ли они. Хоть мы и не пересекались с того памятного вечера, но оставаться вдвоем с мамой посреди пустой деревни было жутковато. Так-то я помнил, что здесь живет еще несколько человек, но поскольку на глаза они не попадались, смело можно было считать что их и не существует. Однако спустившись вниз оказалось, что как минимум одна живая душа таки присутствует — за столом чинно сидел усатый.

 

Как-то я пропустил момент когда он явился. Зато теперь развалился за столом и разглядывал маму. Судя по тому, что мама, накинув поверх купальника для приличия халат не озаботилась его застегнуть, это входило и в ее планы. Конечно, купальник — это не то умопомрачительное белье, в котором мама навещала Пашку, но все же в доме он не совсем уместен. Мое появление заставило их принять более приличный вид — мама застегнулась, а усатый сделал скучающее лицо и перестал вертеть головой вслед за ней. Заодно я прервал и их беседу. Судя по тому, как в комнате повисло нехорошее молчание, старую тему они продолжать не захотели, а новую сразу придумать не получилось.

 

— Кстати, Вов, у нас хлеб кончается. — сказала мама, накрывая на стол. — Надо бы в магазин сходить.

 

— Где это тут магазин? — удивился я.

 

— Недалеко. — встрял в разговор усатый. — В соседней деревеньке, минут двадцать пешком если не спеша.

 

— Вот Александр... э-э-э-э... — продолжила мама, но запнулась, не зная отчества.

 

— Можно просто Александр. — пришел на помощь усатый. — Или дядя Саша.

 

— Да, так вот Александр как раз туда собирается и предлагает мне с ним сходить.

 

У меня сразу возникли совсем другие мысли насчет причины, побудившей усатого позвать маму с собой. Вот если бы он просто предложил ей принести заодно хлеба раз все равно в магазин собрался — это я бы понял. А вот хрен тебе! — подумал я, но вслух сказал следующее:

 

— Чего ты, мам, сама ходить будешь? Давай я с дядей Сашей схожу. Ты только напиши что купить.

 

Понятно, что это рушило все его планы, но формально ни ему, ни маме возразить было нечего. И отказываться от приглашения поздно.

 

— Ну хорошо. — чуть скривился Александр — Подходи тогда к нашему дому через час.

 

С тем он и откланялся. Мы с мамой перекусили, она написала подробный список необходимого, выдала денег и я отправился в путь.

 

Возле дома усатого уже топтались его жена с подругой. Жена — Светлана, подруга — Валентина — вспомнил я. Не перепутать бы. Едва я подошел, появился и сам хозяин. Выяснилось, что отправляемся мы все четверо. Тут меня немножко кольнула совесть. Может я зря о нем так думал насчет его намерений относительно мамы? Уж при обеих своих тетках он бы не осмелился к ней приставать. Впрочем, кто сказал что если бы мама согласилась он бы взял с собой жену?

 

Усатый повел нас куда-то в сторону, не туда откуда мы приехали. Через ту часть деревни, где еще оставались местные жители. Оттуда тянулась накатанная грунтовка, через луг к роще.

 

— Вот сразу за той рощей станет видна цель нашего путешествия. — подсказал усатый.

 

Мы с ним шли рядом. Тетки, приотстав, плелись сзади, о чем-то тараторя. Усатый рассказывал, как чудесно ему живется на даче, между делом расспрашивая меня о маме и вообще нашей семье. За разговорами дорога незаметно вынырнула из рощи и я увидел покосившиеся дома, ни разу не лучше чем в нашй деревне.

 

— Дядь Саш, а чего несправедливость такая — у них есть магазин, а у нас нет? Я думал, тут здоровенное село, а оказывается — все как у нас.

 

— Не знаю... — пожал он плечами. — Тут вроде народу побольше осталось. Но сдается мне, года через три и здесь торговля накроется.

 

Магазинчик оказался типично деревенским. Хмурая продавщица, лет тридцати, с огромной грудью в розовом лифчике под белой прозрачной блузкой, помятым то ли спросонья, то ли с похмелья лицом и толстыми бедрами под экстремально короткой джинсовой юбкой принесла мне все требуемое, отсчитала сдачу и занялась Александром. Я отошел в сторонку, удивляясь тому, что работницу торговли совершенно не беспокоят ни открывающиеся нам всем между ее ног красные трусы когда она приседает над коробкой с консервами, ни норовящие вывалится из лифчика сиськи. Вот, отвернувшись, она наклонилась над нижней полкой, продемонстрировав нам обтянутый трусами зад и немного промежности. Мне аж самому неудобно стало, хотя член в штанах заметно напрягся.

 

Набрав все что нужно мы двинулись обратно.

 

— Как тебе, Вов, продавщица? — спросил усатый, когда мы вошли в рощу.

 

— Охренеть. — признался я. — Дядь Саш, а почему она в таком виде?

 

— Нормальный вид, Вов, о чем ты? — сделал он удивленное лицо.

 

— Ага, нормальный. Трусы наружу, сиськи на прилавок... Может, там в магазине и бордель по совместительству?

 

— Ну... скорее всего, она-то думает что выглядит красиво и сексуально. И потом, это ж маленькая деревня. Народу мало осталось, все свои, все и так сто лет друг про друга знают. Чего там скрывать-то? Вот ты, Вов, не стесняешься ведь дома в трусах ходить перед матерью?

 

— А чего стесняться? Это ж мама, она меня с рождения всякого видела.

 

— Вот и я о том же. А, например, натуристы, они вообще голыми ходят друг перед другом. И ничего.

 

— Это вы про нудистов? — переспросил я.

 

— Нет, Вов, нудисты и натуристы — это немножко разное. Вкратце — нудисты голые, потому что им так удобно. А натуристы — у них на этот счет целая философия про образ жизни. Сейчас долго рассказывать, но если хочешь, я тебе как-нибудь изложу основы.

 

— А вы, дядь Саш, откуда это все знаете? Или вы...

 

— Ага. — рассмеялся он — Точно. Я тоже из этих. Не ожидал?

 

— А как же... — я обернулся назад, где шли его жена с подругой.

 

— И они. Мы все натуристы. А как иначе в семье может быть?

 

Не может быть! — думал я — С виду люди как люди. Взрослые уже, под сороковник. Серьезные. И голыми бегают? Не, не может быть! Видимо на моем лице отразилось такое недоверие, что он рассмеялся еще громче.

 

— Отчего такое веселье? — догнали нас женщины.

 

— Да вот признался Вовке что мы натуристы, но по глазам вижу — не верит.

 

— Так и есть. — улыбнувшись, подтвердила его жена.

 

Ее подружка стояла рядом и тоже посмеивалась. Наверное, вид у меня был и в самом деле недоверчиво-озадаченный.

 

— Не, не верит... Может, разденемся? — предложил усатый. — Чтобы сразу, так сказать, одним махом...

 

— Легко! — женщины отошли на обочину, сбрасывая одежду.

 

Я стоял и смотрел как три человека раздеваются передо мной, не доверяя своим глазам. Дольше всех провозился Александр. Оно и понятно — на мужчине летом одежды больше.

 

— Ну как? — качнув грудью подошла ко мне его жена. Ее грудь, полностью загорелая, размера, наверное, четвертого, с аккуратными шариками сосков, привлекала мое внимание даже больше чем покрытый светлыми волосками лобок.

 

— Теперь-то, наверное, поверил. Да, Вов? — хихикнула подружка. Ее грудь была поменьше, как и она сама, зато лобок чисто выбрит и под ним виднелась верхушка сомкнутых губок.

 

— Ну хватит вам парня в краску вгонять. — подошел к нам и Александр. — Кстати, Вов, раздевайся-ка и ты тоже. Из собственного опыта скажу — сразу лучше будешь себя чувствовать среди нас, голых.

 

— Точно! — потащили меня тетки на обочину. — Давай, Вовка, не бойся!

 

Продолжение следует...